Багровый лепесток и белый

А затем, в одну из ночей под конец зимы, мальчик раскашлялся и засипел, точно помешавшийся кутенок-терьер. Ночь эта была подобна той, какую переживаем сейчас мы с вами, – холодной и слякотной. Опасаясь, что ни один доктор не согласится – в такой час и в такую погоду – пойти с ней без всякой платы в ее жилище, Каролина составила план. О да, ей доводилось слышать о добрых, преданных своему призванию докторах, готовых отправляться в трущобы, дабы сразиться там с их древним врагом – Недугом, однако за все проведенное ею в Лондоне время ни разу, сколько ей помнилось, такого не встретила и потому решила, что для начала правильней будет пойти на обман. Каролина облачилась в лучший свой наряд (с лифом, пошитым из украденного с фабрики фетра) и вывела сына на улицу.

План ее был таков: обмануть жившего к ней ближе прочих врача, уверив его, что в Лондоне она совсем недавно, семейным доктором покамест не обзавелась, вечер этот провела на театре и, лишь вернувшись домой и обнаружив там впавшую в отчаяние няньку сына, узнала, что он заболел, после чего остановила первый попавшийся кеб, – что же до оплаты услуг доктора, то дело за ней не станет.

– А доктор нас не прогонит? – спросил сын, попав, как всегда, в самую точку, в средоточие наихудших ее опасений.

– Шевели ногами, – вот все, что смогла ответить Каролина.

Ко времени, когда они отыскали дом с горевшим на фронтоне овальным фонарем, мальчик сипел уже так, что Каролина наполовину обезумела и руки ее тряслись от желания пронзить его маленькое горло, чтобы бедняжка мог подышать хоть немного. Вместо этого она позвякала дверным колокольчиком доктора.

Спустя минуту-другую на пороге возник мужчина в ночной сорочке, ничем не похожий ни на одного из знакомых Каролине докторов, да и пахнувший вовсе не так, как они.

– Сэр, – сказала она, изо всех сил стараясь изгнать из голоса страх и провинциальную картавость. – Моему сыну нужен врач.

С мгновение он оглядывал ее с головы до ног – давно вышедший из моды одноцветный наряд, пленку изморози на щеках и грязь на башмачках. Потом знаком предложил войти в дом, улыбнулся и, положив широкую ладонь на плечо мальчика, сказал:

– Подумать только, какое счастливое совпадение, – а мне как раз нужна женщина.

Пять лет спустя Каролина, сонно переходя свою спальню, больно ударяется пальцами босой ступни о большой фаянсовый таз, и это пробуждает в ней желание привести спальню в порядок. Она аккуратно переливает уже начавший подкисать противозачаточный настой в ночной горшок, глядя, как зачатки потомства еще одного мужика смешиваются с мочой. Взгромоздив наполнившийся горшок на подоконник, распахивает окно. На сей раз хруста ледяной корки не слышно, да и воздух тих и спокоен. Каролине хочется просто выплеснуть жижу, однако в последнее время по здешним местам шастает санитарный инспектор, напоминая всем и всякому, что нынче у нас девятнадцатый век, не восемнадцатый, и грозя выселением. Черч-лейн кишит ирландскими католиками – злопамятные сплетники, все до единого, – и Каролина вовсе не желает, чтобы они обвинили ее, помимо всего прочего, еще и в пособничестве холере.

И потому она медленно наклоняет горшок от себя, и жижа сдержанной струйкой стекает по кирпичной кладке. Какое-то время дом будет выглядеть так, точно на него облегчился сам Господь, однако, прежде чем соседи проснутся, следы содеянного Каролиной так или иначе исчезнут – их либо высушит солнце, либо запорошит снег.

Теперь Каролину донимает голод – да такой, что у нее даже живот сводит, даром что обычно она поднимается много, много позже. Она замечала это и раньше: если просыпаешься слишком рано, помираешь от голода, а если попозже, то ничего, хотя по прошествии какого-то времени голод одолевает тебя опять. Наверное, пока ты спишь, надобности и желания приходят и уходят, скуля под дверьми сознания и требуя немедленного удовлетворения, а затем на время пропадают и вовсе. Глубокий мыслитель, так называл ее муж. Впрочем, чрезмерная образованность принесла бы Каролине больше вреда, чем пользы.

В животе ее что-то повизгивает на поросячий манер. Она усмехается и решает подивить Эппи ранним визитом в «Матушкино объяденье». Украсить улыбкой его корявую физиономию и ублажить пирогом свой живот.

В холодном свете дня одежда, которую она торопливо набросила, чтобы взглянуть на потерпевший крушение кеб, никакой критики не выдержит. Грубые руки измяли ткань, грязные башмаки оттоптали подол, на него даже попали капли крови с покрытых струпьями голеней старого красильщика Лео. Каролина сбрасывает этот наряд и одевается заново, для начала достав из гардероба просторное синее в серую полосу платье с тесным черным лифом.

Одевание дается Каролине легче, чем большинству женщин, с которыми вы еще познакомитесь в нашей истории. Она перекроила все свои наряды – не так чтобы сильно, но хитроумно. Застежки перенесены вопреки моде туда, куда могут дотянуться ее руки, а каждая оборка укрывает лежащую под нею другую оборочку, куда более скромную. (Вот видите? В конечном счете навыки швеи ей пригодились!)