Багровый папоротник

А затем глаза похолодели, губы искривились, и он наотмашь врезал Джейсу по лицу. Оторопев, брат попятился и задел мамино фото, стоявшее в окружении свечей на барной стойке. Тогда отец выволок его из столовой и полчаса издевался за закрытой дверью.

Когда, наконец, выпустил, Джейс едва стоял на ногах. Мы помогли добраться до койки, где провел пару суток. Кайс, увидев нас в таком состоянии, рассказал все родителям. Его мать приготовила еду и наполнила холодильник, а потом и вовсе забрала на месяц к ним домой. Феникс-старший устроил выволочку отцу, и тот более-менее пришел в норму. На какое-то время все стало обычно.

Конечно, потом отец снова запил, только Джейс запретил Кайсу вмешиваться и впутывать в это родителей. Фениксы старались присматривать, но откуда им было знать, что происходило за закрытой дверью. На людях был примерным отцом-одиночкой, а когда приходил домой и прикладывался к бутылке, все доброе стиралось.

Иногда у отца бывали дни просветления, вставал на колени и просил прощения. Заглаживал вину подарками, семейными ужинами или походами в лес. Вывозил в город на ярмарки, водил по торговым центрам и покупал мороженое. Это были счастливые дни, которые непременно сменялись ужасными. Качели падали настолько резко, что никогда не успевала перестраиваться. В конце концов, просто перестала вестись на отцовские манипуляции и отказалась участвовать в больной игре под названием «семья».

После смерти папы я была первой, кто предложил сжечь его вещи. Крис поддержал полностью, а вот Джейс запретил прикасаться. Спорить и что-то доказывать не стала, и Криса попросила не давить, хотя брат порывался в тайне соорудить костер и торжественно избавиться от последнего, что напоминало о тирании, царившей в доме долгие годы. Причинять новую боль Джейсу не хотела, поэтому пришлось настоять, чтобы Крис не влезал. Это было трудно, потому что на тот момент братья уже были в ссоре и не разговаривали, и Крису очень хотелось насолить. Потом, спустя год после смерти отца, Джейс куда-то отнес вещи. Думала, избавился от всего, но куртку, как оказалось, сохранил.

— О чем думаешь с таким умным видом? — Джейс закидывает руку мне на плечо, самодовольство ухмыляясь.

— Вспомнила, как отец сжёг мамины вещи, — глухо отзываюсь, все ещё перебирая воспоминания. — Тебе сильно влетело, прости.

— За что? — удивляется.

— Мы не вмешались.

— Рокси, тебе было пять лет, а Крису семь. Как вы могли вмешаться? — Джейс снисходительно смотрит сверху-вниз.

— Не знаю. Но я ненавижу его до сих пор, — прикусываю язык.

Брат не любит, когда поминаем отца недобрым словом. Немного молчит, потом вздыхает, выпуская струйку пара.

— Ты не помнишь, каким он был. Деметрий Лайонхарт, начальник отдела по борьбе с терроризмом, главнокомандующий специальными подразделениями, любящий муж и отец троих детей.

— Любящий? Серьёзно? — презрительно фыркаю.

— Он заплетал тебе волосы сам, пока были не такими длинными. — Джейс заправляет мне прядь за ухо. — Мама купила шёлковую ленту, и он научился вплетать в косу. Ты, наверное, не помнишь.

— Не помню.

— А твоя игрушечная собака… Как ее…

— Горчица, — хихикаю. — Казалось, это очень красивое слово, подходящее для имени игрушки.

— Точно! Он привез ее из-за границы. Можешь представить, как отец, все время такой важный, выбирал детскую игрушку? — Джейс улыбается, тоже предаваясь воспоминаниям. — Он любил тебя.

— Думала, это мама подарила.

— Ну, теперь знаешь.

— Но это так мало! — хлопаю длинными рукавами. — Этого недостаточно, чтобы любить его, понимаешь? Только тот случай, когда он избил тебя, перечёркивает ленты и эту собаку дурацкую, а такое происходило постоянно! Даже если бы подарил всех плюшевых собак в мире, он не достоин и тени любви к тебе и Крису.

Джейс не стал спорить, уйдя в собственные воспоминания об отце. Удивительно, ему влетало больше всех, но брат все равно сохранил теплые чувства к человеку, терроризировавшему нас. Молчим пару минут.

— Но куртка классная! — блаженно закрываю глаза, щекой потираясь о ворот с меховым подкладом. Конечно, мех мокрый насквозь, однако куртка брата теплее, чем моя на синтепоне. — Греет. Ещё минутку поношу и отдам.

— Не надо, мне нормально, — Джейс отмахивается.

— Возражения не принимаются. Я не дам тебе мёрзнуть.

— Как скажешь.

— Лишь бы поспорить! — смеюсь.

Освещение начинает мигать. Ярко вспыхнув, лампы тухнут, оставляя нас в аварийном свете. Паника внутри усиливается, но пока получается держать в узде. Машинально наглаживаю рукоять вальтера, потом нащупываю в кармане магазин к нему. Пальцами добираюсь до ножа, заткнутого за пояс. Это немного успокаивает. Свернув по коридору, упираемся в следующий бункер.

Помимо пестрящей красной тройки имеется название, блестящее флуоресцентным сиянием.

«Ферма тел. Вход без спецодежды воспрещен.»