Багровый папоротник

Нездоровое любопытство, которое прогрессировало по мере того, как забирались глубже в недра лепрозория, дает о себе знать, затрепетав в груди. Начинаю задумываться о профпригодности, перебирая в уме имена психологов из Реверса, к которым следует записаться после задания. Но Джейс тоже издает непонятный звук, который принимаю за воодушевление, и терзания отступают в сторону. Брат первый входит внутрь, я юркаю следом.

Сразу за дверями — тамбур. Вдоль центральной стены располагаются пронумерованные металлические шкафчики для личных вещей. Справа за потрескавшимся стеклом висят комбинезоны и респираторы. В углу притаилась раковина, покрытая грязно-желтым налетом, и осколок разбитого зеркала в деревянной раме. Украдкой заглядываю в отражающую поверхность и разочарованно вздыхаю. Мокрые длинные волосы спутались и висят паклями, ссадина на лбу, затянувшаяся коричневой коркой, лиловый синяк на скуле и разбитая губа. Одежда, найденная в квартире Картрайта Белла, покрыта кровью и грязью. Боюсь представить, чем сейчас пахну. Джейс тоже заглядывает в зеркало, отодвинув меня в бок.

— О! Думал, будет хуже, — с наигранным самолюбованием взъерошивает волосы.

— Невозможный! — закатываю глаза.

Продолжая отпускать ядовитые шуточки, выходим из тамбура. Первая замечаю, что что-то не так.

— Чувствуешь? — топаю ботинком. — Здесь под ногами металл.

— Наверное, мы на смотровой площадке.

Поднимаю взгляд и не вижу ничего, кроме огромного пустого затопленного помещения. На другом конце горят красные огни над выходом, а под потолком тухло светятся квадратные лампы, остывая после замыкания. Издалека кажется, будто дверь парит над поверхностью воды, но после недолгих вычислений соображаю, что помещение имеет углубление, отсюда потребность в смотровой площадке. Ферма тел не оправдывает ожиданий, и я скептически хмыкаю.

— И все?

— А чего ты ждала? — удивляется Джейс.

— Ну, не знаю. Тела?

— Не будь занудой. Ферма затоплена, а внизу, будь уверена, все как по заказу.

— Наверное, есть другой проход. — Прощупываю пол ботинком и с горечью осознаю, что трусливо пытаюсь избежать вояжа по Ферме вслепую.

Перспектива совсем не прельщает.

— Почему так думаешь?

— Фобос в таком состоянии смог бы преодолеть этот путь, не видя, куда наступает?

— Рокс, он Гарпия, а не дохлый бобер, — Джейс фыркает. — Ты меня поражаешь.

Суживаю глаза.

— Хорошо, но зачем такая неудобная планировка? Картрайт, чтобы попасть в Птичник, должен последовательно пройти через Зверинец, камеры Багрового папоротника и Ферму тел? Наверняка, есть другой ход.

— Да. Лифт, в шахту которого упал Фобос. Он доставлял персонал прямиком до Птичника. Ты видела схему своими глазами, нет никакого другого прохода.

Вздыхаю.

— Ладно, наверное, ты прав.

— К тому же, Папоротник и Ферма тесно связаны. — После вопросительного взгляда, Джейс добавляет: — Наверняка тех, кто умирал от вакцины, изучали на Ферме, поэтом между ними прямой ход.

— Хорошо, все, я поняла! Другого пути нет, идем на ощупь! — агрессивно всплескиваю руками.

— Просто держись рядом, идет? — Джейс снисходительно похлопывает меня по спине.

Издаю возмущенное шипение, прежде чем последовать за братом вдоль стены. Путь неблизкий, по самым скромным подсчетам расстояние до выхода с Фермы составляет метров пятьсот, а мы чертовски медленно продвигаемся, изучая каждый сантиметр под ногами. Теперь понимаю, для чего Фобосу нужна была арматура. Когда напряжение становится невыносимым, начинаю приставать к Джейсу с вопросами.

— Как думаешь, здесь глубоко?

— Не знаю.

— Эта Ферма намного больше, чем в Реверсе. Значит, трупов тоже больше?

— Не знаю, Рокси.

— А как так вышло, что за двадцать лет ни один зараженный не попался охране Периметра?

— Я не знаю! — Джейс раздраженно рявкает и оборачивается. — Что за странные вопросы?

— Не знаю, — шмыгаю носом. — Но правда странно, не находишь?

— С чего взяла, что не попадался? Периметр контролируют не просто так, и если раньше можно было подумать, что Капитолий защищает собственность от прессы и туристов, то сейчас закрадывается подозрение, что об угрозе района знают, но старательно закрывают глаза и утаивают информацию. Вопрос в том, насколько глубоки знания, и какой круг людей осведомлен.

— А расскажи что-нибудь про маму, — просьба звучит жалобно, даже удивляюсь.

Джейс от неожиданности запинается и, чертыхнувшись, останавливается, развернувшись лицом.

— Чего?

За семнадцать лет я ни разу не проявляла интерес к воспоминаниям брата о ней, и уж тем более не заводила разговор в открытую. Мне легко удавалось блокировать все, что связано с мамой, потому что помнила совсем чуть-чуть.

Джейс выжидающе сверлит взглядом.

— Стало интересно, что ты помнишь. Я практически ничего.

Брат с подозрением разглядывает, прежде чем пойти дальше.

— По четвергам она готовила мятное мороженое, — заполняю возникшую паузу. — И разрешала не ходить на тренировки.

Замечаю, как Джейс вздрагивает. Ткань свитера натягивается на напряженной спине. Мокрые насквозь, мы идём по пояс в ледяной воде. От мерзкого, липнущего к позвоночнику холода, не спрятаться.

Или дело не в холоде?