Она почувствовала какое-то напряжение, как будто он пытался сдержать себя, и открыла глаза, чтобы показать ему, что он может не быть таким скромным. Он разбил ей сердце, а сейчас склеил его заново. А потом Томас расслабился и крепче обнял ее, и все было хорошо, совсем хорошо в этом ее прекрасном новом мире, в этот сверкающий, золотой день. Может быть, Огилви был все-таки прав, настаивая на любовных историях. Их концовки всегда так прекрасны.
Рука об руку они вышли из номера, и Эдит совершенно не волновало, куда они идут или что будут делать в следующий момент. Она думала, что Томас вновь обратится к ее отцу и все начнется сначала, но с более благоприятным финалом. Естественно, что все сомнения папы исчезнут, когда он увидит, какой благородный человек стоит перед ним. Человек, которого невозможно подкупить и для которого она, Эдит Кушинг, значит больше тех денег, которые необходимы ему для претворения в жизнь его планов по добыче глины. Он ведь мог сохранить чек и вернуться в Англию, где сотни молодых леди, без сомнения, спят и видят, как стать леди Шарп. А он взял и всем сердцем полюбил эту американскую простолюдинку. Какой отец откажется от такого жениха для своей дочери.
Но когда они вышли в лобби, Эдит увидела адвоката отца, мистера Фергюсона. Ее горничная, Анни, стояла рядом с ним, показывая на нее. Они с Томасом пошли медленнее, и ее сердце заколотилось так сильно, что она почувствовала пульсы, которые стучали в ступнях ее ног.
Мучительное страдание, написанное на лицах этих двоих… измученных, окаменевших от ужаса, с пустыми глазами, говорящими о том, что произошла трагедия.
Такое же выражение Эдит видела на лице отца, когда он пришел, чтобы сказать ей, что мучения ее мамы наконец закончились.
Что она умерла…
#
Смерть.
Но вот же наглядное доказательство того, что произошла ошибка: ее отца, который так любил все роскошное и элегантное, никогда бы не поместили в такое вонючее и мерзкое место. Любой мог убедиться, что Городской морг Буффало был более отвратителен, чем конюшня. И никто, кто знал ее отца, не решился бы привезти его сюда. Поэтому… все это ошибка, и вместо ее отца там лежит какой-то другой бедняга.
И хотя войти туда и указать на эту путаницу казалось таким простым и естественным, Эдит никак не могла заставить себя сделать это. Ее решимость подрывал страх: мистер Фергюсон никогда бы не допустил такой ошибки, да и Анни, которая работает у нее уже три года, разрыдалась у нее на плече, как только Эдит подошла к ней достаточно близко.
Томас и мистер Фергюсон стояли рядом с ней, и Эдит чувствовала теплоту тела своего жениха даже сквозь ледяной панцирь ужаса, который покрывал ее.
Раздался звук шагов, и к ним подошел еще кто-то. Это был Алан – он почти задыхался, но его появление почему-то подтвердило реальность того, с чем она так отчаянно пыталась бороться. Она смотрела на него как сквозь снежную бурю и с трудом видела. Эдит не чувствовала под собой земли. Ей казалось, что она медленно тает, такая же нематериальная, как призраки на спиритических фотографиях Алана.
– Мне так жаль, – сказал Алан. – Я примчался, как только услышал об этом.
Эдит задержала дыхание.
Алан заколебался, когда дознаватель открыл дверь морга. Эдит повернулась, чтобы идти за ним.
– Подожди, – приказал Алан. – Не смотри.
У Эдит так перехватило горло, что она с трудом смогла произнести:
– Мне сказали, что я должна.
– Нет. Прошу вас, – Алан обращался к дознавателю. – Я готов подтвердить его личность. Не требуйте, чтобы она смотрела на это. Я его врач. – Он повернулся за поддержкой к адвокату. – Фергюсон, вы же знаете.
Это было неправдой. Хотя, может, он когда-то выписывал отцу очки. Алан просто пытается защитить ее.
Новое объяснение того, почему им всем необходимо быть здесь, еще сильнее сжало ее сердце. Эдит испугалась, что сейчас потеряет сознание.