Багровый пик

Нет. Это не он. Пожалуйста. Если только это не он, то я готова на все. Я откажусь от всего на свете. Даже от Томаса….

Но ее сердце застонало от перспективы потерять мужчину, который сейчас стоял рядом с ней. Чья рука поддерживала и обнимала ее, когда она покачнулась вперед.

Мистер Фергюсон сжал челюсти и едва заметно покачал головой.

– Да, мистер Макмайкл, я его адвокат. Мне очень жаль, но это не просто формальность. Боюсь, что это обязательная процедура.

Боюсь – это слово эхом отдалось у нее в голове. Она очень, очень боялась.

Томас здесь, и он ее любит.

Алан тоже здесь – он ее самый дорогой и старый друг.

Но со страхом ей все равно приходилось бороться в одиночку. Эдит не хватало воздуха, чтобы ощущать себя живой.

Я боюсь.

В сопровождении мужчин она прошла по плиточному полу, который был скользким, заплеванным и грязным. В помещении воняло кровью. И в нем было полно мух. Настоящая скотобойня. Картер Кушинг никак не мог лежать под этой мятой, заляпанной материей, на этом металлическом столе.

И тем не менее это был его профиль.

Время полностью остановилось. Этот момент должен длиться вечно. И она должна остаться в нем до конца дней своих, потому что здесь и сейчас ее отец все еще мог оказаться живым. Здесь они были вместе, и с ними был Томас. В этом коротком ударе сердца, едва слышном вздохе, в застывшем солнечном луче. В этот момент мир Эдит все еще находился в равновесии, ожидая, когда маятник начнет движение в другую сторону. Он балансировал на кончике иглы. И она должна навечно в нем остаться.

А потом служитель морга взялся за простыню и тоже замер, как будто хотел, чтобы земля перестала вращаться. Он еще мог пощадить ее. А потом он поднял простыню.

И все остановилось, абсолютно все: сердце, мысли, дыхание. Эдит только смотрела, а рука Томаса сжимала ее все крепче и крепче….

Он не был похож на ее отца.

Он не был похож на человека.

Лицо – разбито. Кости – переломаны. Все покрыто свернувшейся кровью. Его черты были так изуродованы, что это было выше ее понимания. Ошибка. Ошибка. Это не ее отец.

Это он.

Всемилостивый Боже, это он.

Эдит не помнила, подала ли она какой-нибудь знак, что это ее отец. Но напряжение в комнате сгустилось. Девушка почувствовала, как ужасный груз вдавливает ее в землю, как будто она сейчас погрузится в пол. Мужчины вокруг стали еще мрачнее, и кто-то прочистил горло, как будто подавая сигнал, что пора переходить к следующему этапу этого дьявольского ритуала. Это благодаря Томасу она может стоять? Эдит этого не знала. Свеча, которую они держали в тот вечер, когда танцевали вальс… ночные свечи погасли. Томас… Боже мой, Томас, этого не может быть.

Что она загадала тогда, когда задула свечу на танцполе? Разве она не загадала, что ее отец будет жить долго?

– Как это произошло? – голос Алана был хриплым.

– Несчастный случай, – ответил мистер Фергюсон. – Пол оказался мокрым.

Брови Алана приподнялись, пока он осматривал тело…. тело ее отца… папы.

– Вы позволите, сэр? – обратился Алан к дознавателю. – Помогите мне повернуть его.

Эдит молча наблюдала, как Алан изучает бедную разбитую голову. Голову, которая не могла быть головой ее отца; потом, с помощью еще одного мужчины, он стал поворачивать погибшего на бок, и Эдит увидела крем для бритья у отца на щеке. Крем для бритья. Несчастный случай. Пол, такой же мокрый, как этот. Скользкий. Фаянсовая раковина.

Простыня стала сползать, обнажая….

– Остановитесь. Остановитесь немедленно! – закричала девушка, бросаясь вперед. – Прошу вас, не обращайтесь с ним так.

– Прости. Я просто пытался… – Алан отступил на шаг.

Эдит боролась со слезами, когда рядом с ней оказался Томас, пытающийся ее успокоить. Сам он был очень далек от спокойствия. Его лицо было абсолютно белым, он был в таком же ужасе, как и она. Но сейчас ей надо действовать. Она должна защитить своего обожаемого отца от нескромных взглядов и прикосновений. Кухарка и де Витт сплетничали о ее матери: