Багровый пик

– Мне надо присесть, – сказала Эдит. – Я плохо себя чувствую. – Ее лоб был покрыт капельками пота, и она никак не могла сфокусировать свой взгляд. Ей казалось, что весь Дом пульсирует и то появляется, то исчезает, полностью потерявшийся в пространстве и забывший, что дома должны быть прочными и монолитными.

О чем я думаю? удивилась она. В моих мыслях нет никакого смысла.

– Я сделаю вам чай. Он будет готов через минуту.

Казалось, что Люсиль уже взяла себя в руки. Она суетилась в кухне, пока желудок Эдит скручивала судорога. Взгляд Эдит упал на кольцо с ключами от помещений Дома, которые должны были бы быть переданы ей. Но Люсиль так ревностно боролась за них. Может быть, ей пришло в голову, что Эдит хочет ее выжить?

На одном из ключей Эдит заметила гравировку: ЭНОЛА. То же имя, что и на чемодане в шахте. В этом скрыта какая-то тайна. Может быть, речь идет об Эноле Шарп? О какой-то родственнице? И письмо, адресованное ей, было на почте ошибочно передано ей, Эдит Шарп? Она достала письма и нашла среди них письмо из Милана. Имени на конверте не было, один инициал. А может быть, в их семье вообще было несколько Э. Шарп? Тогда странно, почему никто ничего ей об этом не сказал.

Пока Люсиль наливала воду в заварной чайник, Эдит незаметно сняла ключ с кольца и вернула связку на стол. Потом она положила письмо в самый низ пачки, чтобы разобраться с этой загадкой в одиночестве.

И опять у нее началось головокружение. Комната завертелась вокруг нее. Желудок провалился куда-то в ноги. Она была так счастлива в деревне с Томасом, что успела позабыть, каким ужасным может быть этот Дом. Казалось, что пропитанные глиной стены смыкаются над ее головой; она больше не сможет мыться в этой ванне, ни за что на свете.

Поставив чайник на плиту, Люсиль обратила внимание на пачку писем и прочитала адрес на верхнем из них.

– Это что, из Америки?

Эдит слабо кивнула, а Люсиль смело взяла письмо и рассмотрела его.

– Это от вашего стряпчего, – произнесла она довольным голосом. – Надо его прочитать. Отдохните немного. Сейчас будет готов чай, и вам сразу станет лучше.

Улыбка у нее получилась деланая, и Эдит подумала: наступит ли такое время, когда Люсиль действительно ее полюбит? Но сейчас ей было тяжело об этом думать. Чувствовала она себя отвратительно, и даже перспектива горького чая из пироканты, который сможет облегчить ее страдания, не казалась ей такой уж ужасной.

А вот перспектива возвращения в спальню ее совсем не радовала. Но разве у нее есть выбор? Как Люсиль сказала, это теперь ее дом.

По крайней мере – сейчас.

#

Оно наблюдало.

В отделанной зеленой плиткой ванной Аллердейл Холла красный мячик закатился под ванну, стоящую на львиных лапах, и щенок скулил и скакал вокруг нее, пытаясь забраться под ее выгнутое дно. Но до мячика он никак не мог дотянуться. Щенок наклонил голову и уставился на него глазами ребенка, который с тоской смотрит на витрину игрушечного магазина накануне Рождества.

Он сел на задние лапы и громко и заливисто залаял.

И мячик выкатился из-под ванны.

А потом взлетел в воздух и исчез из комнаты. Оскальзываясь на деревянном полу, животное с лаем бросилось за ним. Оно проскочило вслед за ним в спальню и было уже готово нырнуть за ним под кровать, когда мячик неожиданно остановился. Щенок прижал уши, оскалился и зарычал.

А в ванной в это время с потолка спустился паук. Коснувшись фарфорового края умывальника, он забрался по паутине вверх, до ее середины, и стал плести ее подобно старой деве, плетущей свое вязание. Из стока вылетела вялая муха и, беспорядочно жужжа, стала кругами приближаться к паутине. Мухи – это летние насекомые, и их сложно найти в снежном климате. Голодный паук продолжал свою работу, одним глазом поглядывая на свою будущую жертву. Он торопился, стараясь закончить паутину к тому моменту, как муха подлетит достаточно близко. В соседней комнате щенку и его больной хозяйке стало еще хуже.

Муха, которая должна будет умереть, и собака, которая должна была умереть, – в Доме, который умирал. И новобрачная, которая скоро умрет.

Оно одобрительно наблюдало за ними, восхищаясь сложностями и хрупкостью жизни.

Глава восемнадцатая

Буффало, штат Нью-Йорк

Алан вошел в гостиничное лобби и почувствовал, как его окружили воспоминания. Именно в этой гостинице Фергюсон сообщил Эдит о смерти ее отца. В тот момент она стояла под руку с его возможным убийцей. Алан представил себе, как его возлюбленная мгновенно перешла из состояния возвышенной любви в состояние глубокого горя от потери. Он только не мог себе представить, что она ощущала в те минуты. И не мог понять, что она, одна, могла делать в гостинице с сэром Томасом Шарпом. Анни, ее горничная, показала, что ее хозяйка в тот день рано утром получила целую кипу исписанных листов бумаги и вскоре после этого поспешно убежала из дома. Среди страниц Анни нашла письмо, написанное очень красивым почерком, и до смерти захотела его прочитать. Беда была в том, что читать она не умела.