Баязет

«А что, если пустить ему сейчас дым в харю?» – решил созорничать Андрей, и крепкая струя табачного дыма поплыла прямо в толстое безбровое лицо полковника.

Пацевич посмотрел на него. Очень внимательно посмотрел. Запомнил. И ничего не сказал.

– А вот я так думаю, – гудел сотник Ватнин о своем, наболевшем, кровном, казацком. – Ежели, скажем, трава есть, – так и ладно было. А тепереча, что же, лошадей нам кажинный божинный день на выпас гонять?..

«Характерец-то у тебя есть, – подумал о Пацевиче поручик Карабанов. – Вот не знаю только, как пороховой дым проглотишь: это тебе не табак!..»

………………………………………………………………………………………

Войска были построены для смотра вдоль дороги, что тянулась через майдан по берегу ручья, мимо еврейской части города, самой бедной и самой грязной.

На пегой лошаденке, в сопровождении Хвощинского и Латышева, полковник Пацевич трусил вдоль рядов пехоты и милиции: время от времени оттуда докатывалось «ура» – воронье взлетало с фасов цитадели, кружилось над кровлями и снова плавно опускалось на крыши…

Где-то на самом краю фланга к полковнику с рапортом подошел Некрасов: молнией блеснула в руке его сабля, плавно отринулась к плечу и в то же мгновение плашмя прилегла к ноге. «Ловко салютует наш академик!» – с завистью подумал Карабанов: теперь штабс-капитан отдавал Пацевичу рапорт – до казаков доносился его голос, и вот Некрасов снова отступил назад в шеренгу строя.

Карабанов, ради парада, вместо просторных чикчир, сегодня, натянул на себя кавалерийские рейтузы с кожаными леями. Сейчас он занимал место во главе своей дружной сотни – верхом, при шашке, тихонько приструнивая Лорда колесиком шпоры. Даже гриву жеребца он сегодня украсил цветами.

И вот наконец раздалось обрывистое, сиплое:

– Здорово, вторая сотня!

– Здрам-жлам, ваше высокоблагородие!..

А под Дениской Ожогиным арабчак горячий был – тот, что от убитого курда достался, и арабчак не привык к парадам, он на дыбы встал: ноги в белых чулках и морда тонкая, злющая.

Пацевичу арабчак приглянулся:

– Откуда у тебя такой конь? По харе вижу, что украл.

– Никак нет. Его благородие подарили.

– Кто?

– Господин поручик Карабанов. За службу!..

Пацевич не спеша подъехал к Андрею.

– Вы так богаты? – спросил он.

– О-о да, господин полковник, – небрежно ответил поручик.

– В какой, простите, губернии ваши имения? Сколько было у вашего отца душ?

– Как и у каждого человека, господин полковник, – одна. Иначе бы он и я были бессмертны!

Улыбка тронула губы Пацевича:

– Карабанов… Карабанов… Постойте, постойте, я что-то слышал… И очень рад… Только зачем это вы вздумали вплести цветы в гриву лошади? Уберите их, вы не барышня!

Карабанов ответил:

– Но, откуда знать, полковник: может, эти цветы от барышни. И я хочу умереть, вдыхая их запах…

И, сказав так, он незаметно дал левой ногой шенкеля своему Лорду, – жеребец, словно ждал этого, чертом налетел на пегую кобылу; Пацевич поспешил отъехать.

Ватнинскую сотню полковник решил проверить в пешем строю, и казаки спешились не совсем охотно. Заранее зная, что сотня его без лошадей выглядит неуклюже, Назар Минаевич решил заступиться за своих «станишных».

– Мы больше ездим, – сказал он. – Ходить-то пешком и дурак сумеет…

– Помилуйте! – возмутился Пацевич. – А если случится церковный парад? Вы что же, на кобылах молиться будете? Надо, сотник, прочесть вам зелененькую книжечку генерала Безака!

– Куда нам, – ответил Ватнин, – не дюже грамотны. Мы не какие-нибудь «телегенты», мы в Христа веруем…

– А вы все-таки почитайте, сотник, почитайте!

– Ладно, – смирился Ватнин, – почитаем, когда война закончится…

Зато артиллерии досталось. Пух и перья летели. Старый служака, майор Потресов, то бледнел, то наливался кровью. Стоял он неподалеку от Карабанова, держа шашку по церемониалу, и вынес все.

Что только ни делал с ним Пацевич! Разбранил установку прицелом, залез с носовым платком в орудийное дуло, с руганью пытался разорвать передочную упряжь – не гнилая ли, а если гнилая, то, значит, Потресов ворует.

Потом поманил пальцем канонира Постного:

– Иди-ка сюда, братец… Экий у тебя вид! Повернись задом…

Кирюха повернулся. Вид у него действительно был неказистый. Сам он маленький, а штаны большие, и между ног свисала широченная мотня, как у запорожца. Пацевич не отказал себе в удовольствии оттянуть эту мотню еще больше. Выдрал из-под ремня рубаху, прихлопнул канониру фуражку – так, что оттопырились уши у бедного парня, и кричал издали Потресову:

– Это – вид? Это – вид солдата… майор? Почему молчите? Где вы отыскали такого шибздика?.. Если воин вышел из казармы, – вся улица должна разбежаться! А это – что?.. Его ведь даже сытая курица лапою залягает!..

Когда полковник направился дальше, Карабанов, играя желваками на бронзовых скулах, подъехал к Потресову:

– Слушайте, – сказал он, – как вы могли это стерпеть? Он вас оскорбляет, а вы – молчите?