Баязет

Потом, выскочив на улицу, почти в диком вопле созвал солдат, велел окружить дом и никого не выпускать.

– Если побегут, стреляйте, такую мать!.. – приказал он.

Но – странно! – никого не нашел, хотя обыскал весь караван-сарай. Ни одного турка. И тот, с подведенными глазами, халдей или бахтиар, куда-то провалился. Даже Хаджи-Джамал исчез. Только в дальней потаенной каморке нашел Андрей брошенную Зия-Зий; девушка стояла перед ним, плачущая от испуга, стыдливо прикрываясь руками.

Карабанов при виде ее успокоился, втолкнул клинок в ножны.

– Меня бояться не надо, – сказал он. – У нас на Руси так заведено: с бабами не воевать, а лежачего не бить… Вот ты и ложись!

После встречи с Зия-Зий весь день Андрей ходил и улыбался, вспоминая подробности и того и этого, так что Ватнин даже сказал:

– С чего это ты, поручик, все жмуришься да жмуришься? Словно кот: мутовку со сметаной облизал, а теперь вспоминает…

Вечером случайно встретил Клюгенау; прапорщик сам подошел к нему и сказал:

– Мне так неудобно перед вами, так стыдно… Я ушел, а вы остались одни, и я целый день мучаюсь: хватило ли у вас денег расплатиться за все? Тем более что перед этим сказали – ни копейки у вас нету.

Андрей крепко обнял его:

– Оставим все это. Вы золотой человек. И считайте, что я согласен с вами: жизнь удивительна!.. Только скажите мне, барон, отчего вы всегда лучше других?

– Не знаю…. А если это и так, то, наверное, оттого, что я-то себя считаю хуже других.

9

Деды, помню вас и я,

Испивающих ковшами

И сидящих вкруг огня

С красно-сизыми носами!..

Денис Давыдов 

Ватнин сел, и дубовая лавка крякнула под ним: эк-эк-экс – тяжело, мол. Положил на стол пудовые кулаки, качнул смоляным с проседью чубом:

– Охо-хо-хо…

– Ты с чего, Назар Минаевич? – спросил Карабанов. – Или дочку вспомнил?

– До Лизаветы ли тут! Не до нее теперича. Плохо, поручик.

– А что?

– Слухи недобрые.

– Какие же?

– Да вот сейчас мимо майдана шел, так сволочь какая-то, слышу, орет: «Урус – пропал. Осман-поп!..»

– Ну и что? – рассмеялся Карабанов.

– Да ништо. Оттащил я орателя в сторону, чтобы не всем видать было… Вот-те и «што»! Опосля руки пришлось мыть. А мыла-то, сам знаешь, вторую неделю из Игдыра не шлют. Рази же это мытье? Поганство одно…

Андрей предложил ему чаю. Сотник нюхнул чашку и выплеснул содержимое на землю.

– Иди-ка ты с чаем своим!.. Не чай у тебя, а «жидкопляс» какой-то. Вот Клюгенау – тот кавказец, не тебе чета: он уж чай заварит – так заварит. Глотнешь, бывало, и Арарата не видать! А ты мне мочу верблюжью суешь…

Карабанов не обиделся. Сотник протянул мимо него могучую клешню – взял свою шашку, полученную в подарок за взятие аула Гуниб, где засел Шамиль со своими мюридами. Это была необыкновенная шашка: под рост Ватнину, сделанная для него на заказ, и богатый эфес ее доходил Карабанову почти до плеча.

И вот сотник взял эту шашку и пошел. И ни о чем его поручик не спрашивал; видел только, как забрался есаул в баранту, выбрал овцу покрупнее, взвалил себе на плечо и положил у палатки.

Потом поставил барана к себе лбом, размахнулся и…

– Ай да сотник! – услышал Андрей казацкие восторги, – от рогов до курдюка! Враз!..

Вытирая о пучок травы широченное лезвие, вернулся Ватнин в палатку, сказал дружески:

– Чай вину – брат младший… Сейчас званый банкет на двух персон закатим! Ты да я – и все. Остальных к бесу! Тем более, Елисеич, уходишь ты вскорости… Выпало тебе дело, сынок, весьма строгое! Одно слово – рекогносцировка…

Ватнин медведем ворочался в тесноте палатки, и Карабанов почти с восхищением сказал:

– Здоровый вы мужчина, Назар Минаевич! Одни кулаки чего стоят…

– То верно, – согласился есаул. – Бог не обидел. И кулаки крепкие. Однажды, в Крымскую-то, стоял я с биноклем. Пригорочек, помню, тут этакенький, а я стою, значит. Подскакал ко мне офицеришко сардинский. Сопляк ишо, но весь, как петух, в перьях. А шапка на ем – во! – Ватнин показал на аршин от головы. – Во такая шапка! Из шкуры медвежьей. И сулит пристукнуть, ежели не сдамся. Саблю-то не успеть мне выхватить. Так я кулаком его. Да вот сюда – промежду глаз! Он у меня – брык! И все, значит…

– Что все? – не сразу понял Карабанов.

– Да сам и могилу копал для него. Даже всплакнул, ей-пра! Сопляка-то жаль было…

Вскоре баран, распластанный и прожаренный, лежал на блюде грудою больших дымящихся кусков. Вино и кизлярку лили из турецких карафинов прямо в широкие мисы для пилава.

– Пей, поручик. Твое дело строгое. Хорошо, что жены не имеешь…

Андрей много не пил – жарко было. Потом заглянул в палатку штабс-капитан Некрасов.

– Господа, поздравляю: наши войска взяли штурмом Ардаган и раскинулись по берегам легендарного Евфрата.

Его тоже посадили за стол.

Налили полную. Навалили всего.

Пей, мол. Ешь, мол.

– Легендарный, говоришь? – сказал Ватнин, вытирая бороду от сладкой кизлярки. – Слово ученое… А и был я там, у Евфрата твово. Девки тамошние худы больно. И сухо. И воды мало. И камень больше… Пей вот!

Некрасов засмеялся одними глазами, почтительно встал: