Третий круг самый обширный и интересный в среде офицеров. Они ухожены и полны презрения к окружающим. Всегда держатся кучкой. Ко всему гордо носят звание "коммунист" или состоят в кандидатах. Редкий день их компания трезва, но пьют умело, что и сходит им с рук. На кителе у таких можно видеть отличительные значки только с цифрою «1», других они не носят. Парфюм эта каста пользует по три рубля, и он часто неплох букетом. Но пользуются они им совершенно без меры. Курят лощеные товарищи сигареты с фильтром, особенно предпочитая марки болгарских фабрик. За ними всегда останется пустая пачка "Feniks"-а на столе или смятая порожняя "Opal"-а на полу. Эти довольно громко командуют, всегда правы, не пропускают ни одного построения, при строе могут унизить «чернорабочего». Но невозможные бездельники. Разговаривают они много и во всеуслышание. Более всего в их кругу удовольствие обсуждать карьеру и собственные "подвиги" – где и на кого наорал или как залепил в ухо солдату. Не без того, чтобы и перемыть косточки женщинам, впрочем, своим похабством определяя им только одну известную роль. Всё их занятие на разводе подрать горло, на планёрках четко доложить о проделанной мифической работе, уточнить пространный план, высмеять, кто попадет под руку и затем смыться компанией в каптерку: устроиться там, пить водку и часами расписывать "пулю". Их находят хорошими служаками и регулярно выдвигают достойными поощрения и повышению в должности. А копни поглубже – щёголи или просто балласт, где обнаруживается пустота, ложь и хамство, и тому более – ненужность Родине. Потому уже годом после назначения проносится известие о снятии с должности. Будь на дворе веку 18-му, так эти интриганы были бы зачинщиками большинства дуэлей. Противопоставить этим выскочкам можно только готовность дать немедленный и жесткий отпор. Перед тяжелым взглядом и физической силой они пасуют, тут же небрежно переводя течение возникшего противостояния на нечто отвлеченное, чтобы не оконфузится перед сотоварищами проигрышем. Душа к ним холодна и лишь есть место удивлению их театральным способностям.
Обо мне интересного совсем немного. Впрочем, в офицерской среде я стараюсь держаться особняком и, в силу вредности нрава, склонен подчас поиздеваться в ситуации. Подобное занятие меня забавляет. Это особенно проявляется в часы, когда часть переживает состояние, именуемое на кораблях командою «Полундра!». Нечто схожее случайному свидетелю предстаёт, когда присутствующие воровского схода на "малине" сначала слышат продолжительный свист, а затем к ним врывается "шестёрка" с неестественно выпученными глазами, неутомимо несшая вахту на шухере, и благим матом орёт: – "Ата-а-с!".
Самое занимательное происходит при отказе оборудования у одного из маститых картёжников. Так как найти «хозяина» в такую минуту не представляется возможным, к нему на боевой пост непременно нагонят целую толпу, среди которой, как правило, его дружки и присовокупленный на всякий случай к ним специалист. Зная наперёд, что будет комедия, я принимаю самое дурашливое выражение на лице и устраиваюсь в стороне получить удовольствие от действия: или возле окна или в дальнем углу. Естественно, под горячую руку начальства попадает молчаливый специалист из «чернорабочих» – капитан или "старлей". Пока таковой, забравшись в технический шкаф, пыхтит и глотает там пыль, «щёголи» дружной стайкой трутся у двери и какой-нибудь из них при старшем офицере обязательно разовьет бурную деятельность. Он начинает орать на единственного в этом представлении солдата: – Товарищ солдат, где документация? Встань, как положено! Где журнал? Застегнись! Почему грязно на посту, почему не заполнены графы? Будто если что-то здесь и не по нему, то это имеет отношение к поломке или исправит дело. Остальные, для приличия выдержав пару минут, скоро проговаривают начальнику дежурное, словно у них совсем вылетело из головы: «мне нужно тому-то срочно сказать, я мигом» или же «я только тем-то отдам распоряжение и вернусь» тут же безвозвратно испаряются со сцены.
Когда же усилиями солдата наведён порядок и обнаружилась вся документация, неугомонный деятель тут же, изобретя предлог, исчезнет вслед своим дружкам, словно его миссия выполнена сполна и Родина может спать спокойно.
Копающийся в оборудовании угрюмый офицер каждую минуту вызволяется начальником на свет Божий и вынужден рапортовать неопределенное на бестолковые расспросы: «ну что там?», «через сколько восстановите?», «вы нашли неисправность?», «долго вы там ещё будете копаться?» и прочее. Понятно, что при таких условиях сделать ремонт не представляется возможным, потому спустя пару часов старший офицер закатывает истерику, из которой все окружающие выходят безмозглыми тунеядцами, которым нечего делать в армии. И в этом он, как ни странно, прав.