Байгуш

       Между тем Наташа всё более привыкала ко мне, а я, в противность, изрядно устал продолжать эту комедию. И в службе похоже скорых перемен не миновать; недавно столкнулся с цыганкой, вслед услышал – «вижу служивый дорогу тебе…», далее грохот трамвая заглушил, но…

   Мне казалось, что в отношениях с Наташей я уже достаточно постарался, чтобы удар был как можно болезненнее. Более того, к ускорению развязки меня подтолкнул первый наш поцелуй, принесший скорее печальное разочарование, чем радость.

       Тогда город украсился школьными балами. В вечер 25-го июня мы с Наташею поехали на набережную, поглазеть на выпускников и, особенно она на девичьи наряды. Марина была чем-то занята и тот раз с нами не поехала, а скорее по надуманной причине. Я всё чаше примечал, что она дичится нас, стараясь не создавать собою помехи.

       Под впечатлением вечера и ровной нашей беседы Наташа становилась все более податливой, а я увереннее в действиях. Скрыть этого и тем более избавиться было нельзя. Укромный уголок подобрался быстро. Там, в уединении, я впервые дорвался до манящих Наташиных губ. Я более всего люблю такие губы: теплые и влажные. Вечер оказался довольно холодным, но нам в те часы было жарко друг от друга. Ничего большего поцелуев я и не умышлял, потому вел себя сдержанно, а сердце оставалось ровным даже, когда обнаружилось, что девушка целуется не первый раз. К немалому удивлению и Наташа в поцелуях тоже не выказывала особого трепета, разве выглядела несколько отрешенною и расслабленнее обычного…

   По расставании, когда обговорили новую встречу через три дня, и Наташу поглотила темнота дверного проема общежития, навалились размышления. – «Вот тебе и скромница! целуется умело, и взасос к тому. А вообще странная девица. Поглядеть, так монашка монашкою: ухаживаньям безучастна, выражением ровна, оголенности нерв не усмотришь. А тут целуется, но при этом и волнения нет. Бестрепетная какая-то. Непонятная. Верно высечь искры из такой задача. А что дальше-то? С кем-то была? Или нет еще? Впрочем, какая мне до того разница-то, разве что из спортивного интереса. Но, по любому, любви она достойна. Характер арийский, ровный и ненадоедливая. Марина к ней земля и небо. Та читаема, лицо впечатлениями играет, шибутная».

      И после паузы: – «Может поменять сюжет? Переметнуться на Марину? Нет. Марины той слишком много, а эта удобно распределена в пространстве, не запутает, хоть и закрытее подруги»,  – думалось мне, и я продолжал долгую беседу с собою.

– «Не озлобило ли тебя, братишка, что Наташа целуется? А может ревновать вздумал? Может любовь все-таки тебя занозила?  Такое во многости бывает: уцепишь девку с умыслом «поматросить», а сам женишься на ней и счастлив, ненароком, ещё окажешься, – задавал я себе вопросы и тут же отвечал, что ничего такого не чувствую и тем более не собираюсь «матросить».

– А что если бы Наташа окажется неумелою, а?  Заусило бы тебя, праведника?

– Нет, и к этому сердце моё ровно, да и душа никак бы не дрогнула, – отвечаю.

– Так что же ты хочешь? Зачем тратился временем? Почему отравить девку задумал? Не может ведь Наташа хотя бы не нравится тебе? И не поверится в твою абсолютную холодность.

– Каковы мои помыслы, желаете знать, мой дражайший собеседник? Нравится ли девка? А не знаю! Привык я к ней, это наличествует. А вот чтобы сердце заболело, нет такого. Мне нужно чтобы в смерть проняло чувство и не меньше как кинжалом распороло бы моё сердце. Так желаю, чтобы душу девка на изнанку вывернула, как вот цыгана Забара его Рада. Чтобы убить её готов был заразу, а тихим я и так натешиться могу. Воля необузданная в девке мне нужна, а не покорность. Или, может, роковая загадка болотной топи под голубым ситцем незабудок, а, возможно, манящая ловушка тихого омута под черной скалою. Чтобы глазами распорола, что финкой в сердце кто саданул. Впрочем, всего в точности выразить не могу. Не поёт моя душа Наташею, не поёт.  Образ её снами видится, беседы разум ведет с нею бесконечные, голос слышать хочу, а чтобы нутро горело, не чувствую. Не занозила меня краля, не занозила. А, кажется, споткнись только о настоящее и заиграл бы я на все свои лады потаенные.

– Из всего видно, что Наташа тебе  не настоящее? Так по твоему?

– Вот не знаю. Всем хороша, приятностью особо, но не выражается ею то, чем обжечься хочу. Кузнец металл работает, когда он накалён до прозрачности, а если просто горяч, не притрагивается до заготовки. Так верно и со мною.

       Таким образом окончив беседу, я приступал к ней снова и об том же. И так мусолил думы, пока не забылся тяжелым сном.

       Пустые дни пролетели незаметно, и дата назначенного свидания свалилась, как снег на голову. Отчего Наташа определила свиданию утро буднего дня, я значения не придал и даже не задумался, почему она не на работе. Но готов был решительно покончить с историей и также к любому развитию событий.