Байкал

Ответить было нечего, но и оправдываться не хотелось. Это всё опять из даров Вералги… вернее, из предсказанных ею явлений.

Пришлось хотя бы бороду отрастить. И всё же, когда я хоронил Усману, она лежала в гробу-домовине нормальной старухой, а я стоял рядом моложе моих сыновей. Люди начали шептаться обо мне, и говорили примерно то же, что и Усмана, что я продался чёрным шаманам за вечную молодость. Вот тогда я понял, что надо или уйти прочь навсегда или… научиться отводить людям глаза, чтобы они видели меня таким, каким я хочу. Но на это требовалось время и большие знания. Так что я отправился в путешествие. Я оставался в разных местах на несколько лет, а потом, вобрав в себя мудрость и знания новых мест и народов, и поделившись теми, что уже накопил сам, уходил, оставив золота новым семьям, чтобы искать новой мудрости в новых местах. И за прошедшие триста с лишком лет, я собрал её и записал немало. Можно было и вернуться на Байкал, поделиться, научить людей тому, что теперь знал я сам, использовать новые знания для блага всех, всего моего народа.

Однако, вернувшись, я обнаружил, что царство наше распалось на три десятка с половиной мелких царств. Вокруг городов теперь образовались вместе с сёлами новые отдельные царства. И царями в них мои и Эрбиновы дальние правнуки. А стало наших потомков многие сотни за эти триста с лишним лет, Эрик так и сказал, придя ко мне, обрадованный моим возвращением, как никогда, надо же соскучился.

– Скука какая-то без тебя, Ар, ни радости, ни злости, так далеко больше не ходил бы, а? – сказал он, раскрыв мне свои объятия. – А то будто култук бесконечный воет и воет, сердце точит, душу выдувает.

Я засмеялся, тоже обнимая и похлопав брата, что так радушно встретил меня по спине:

– Соскучился по сарме не то? – обрадованно сказал я. Я и не думал, что он скучает, это было радостной неожиданностью.

– Да, Ар, лучше бури, чем тоска и низкие тучи с холодной моросью.

– С моросью? Да ты что, Эр, отродясь у нас тут мороси не бывало.

– Не бывало, пока ты тут был, однако. И ведь не изменился, так тебя разэтак, красивый чёрт, как и был! А сколько потомков твоих наросло, Боги! Как гнуса в тайге летом. Почитай, половина тутошних и по эту и по ту сторону Моря – твои.

– Стало быть, вторая половина – твои.

– Мои. И мои ещё на запад двинулись. Твои-то поспокойней будут, пахари да огородники, мои – задиры, али золотом большим прельстить. И новое любят. Так что скоро одни твои останутся.

Я захохотал:

– Ты-то на что здесь, небось, времени не теряешь зря, новые сёла потомками заполняешь!

– Ишь ты, насмешник! Ладно, обустраивайся, увидимся ещё…

Я тогда ещё поселился в городе, где жил и он сам, том, что на острове нашем, где сияла некогда столица, а теперь остался лишь город Байкал. Отец наш умер в своё время, дожив до девяноста восьми лет и на трон сел его правнук, внук Эрика. Но вопреки ожиданию, потому что у всех потомков Эрика было не меньше семи-восьми детей, а иных и по двадцать, детей у него не было, и следующим царём стал мой праправнук, но оказался он пьяницей и глупым наглецом, перессорился с родичами по всему берегу Моря и они, объединившись, смели его с трона, поубивали его детей и разделили между собой царство. А дальше оно снова делилось несколько раз. Вот и дошло до того, что стало их больше тридцати, сколько городов, столько и царств.

– Эрик, невозможно, упадок настал, погляди, – сетовал я брату. – Даже строить, как раньше разучились. Никто уже ни перемещать громадные скалы без помощи мускулов не может, ни шлифовать до зеркальной гладкости. Совсем дикарями станем тут скоро…

Он взглянул на меня остывающим взглядом, губы дрогнули, белея.

– По-твоему, это, потому что я тут был, не ты?! – загораясь обидой, проговорил он.

Поднялся и заходил по горнице туда-сюда, топая по дощатому полу большими своими мягкими сапогами. Забрякали кинжалы на золотом поясе, всегда Эрик был щёголь, это я никогда в красоте тряпок смысла не видел, но на праздники и я любил приодеться в вышитую красным рубашку…

– Ты чего яришься-то? – удивился я.

Эрик только досадливо отмахнулся.

– Проср… мы царство-то с тобой, Ар.

– Так Вералга и предвещала.

– А знаешь, почему? – он сверкнул глазами.

– Знаю. Вечность – это очень долго. Как тут жить? Никакой жизни. Ни жены не заведёшь, ни друзей, годы мелькают, все старятся и помирают. Как привязанности заводить? Никакого сердца не хватит.

– И что, до сих пор сердце у тебя есть?

Мы смотрели в глаза друг другу.

– Нет, – выдохнул я. И сел к столу, на котором стояли и наливки, и меды, и соленья и вываренные в сахаре орехи и ягоды, надеясь, что и он перестанет мельтешить и тоже сядет. – Может и не было, Эр, – сказал я, вообще-то ни разу до сих пор не задумывался над тем, что моей единственной настоящей привязанностью был и остался мой брат. – Может быть, это жертва за бессмертие это чёртово.

– И за вечную молодость, – добавил Эрик и сел всё же к столу, прочитав, наконец, мои мысли. – А кстати, Ар, ты как-то странно моложе меня получился…