Вот тут пришла моя очередь с удовольствием насмехаться над ним.
– Вот видишь, Мировасор, как легко подшучивать над прочими, когда сам слеп и глух, да ещё и непроглядлив, – смакуя каждое слово, сказал я. – Он учил предвечную, каждый день видел её, такой весь мудрый, такой прозорливый, а в девочке, которую учил всем наукам, которая бегала к нему и его книгам каждый день, как никто другой во всём Байкале, так и не рассмотрел ничего особенного.
– Аяя?! – у Викола от изумления вытянулось лицо, он выпрямился, переставая сидеть развалясь, и даже побледнел, вся его спесь улетучилась разом. – Ты… уверен?
Я расхохотался. Вообще-то от радости, наконец, я нашёл не просто предвечного, а того, кто знал Аяю сам, а не понаслышке. Наконец, есть тот, с кем я могу поговорить о ней, а нет просто поведать…
Мировасор с интересом наблюдал за нами.
– Аяя… так она тогда не сбежала, и не умерла… А… в день свадьбы Марея-царевича чудеса творились над скалистым лесом, это… она?
– Я не знаю, когда была свадьба Марея-царевича, – скривился я.
Да, он знал Аяю, но он знал её рядом с Мареем, моим навеки мучительным воспоминанием. Пока все, кто знал Марея, не уйдут за Завесу, он будет словно живой и это продолжит изводить меня.
– Свадьба была на Осеннее Равноденствие через полтора года, как она пропала из Авгалла. От ревности и разочарования в тот день она кудесила с погодой? Арий, если она такое может, она равна Богам, даже вон, Мировасор, не может сделать с небом того, что произвела она в тот день, и что после творилось с погодой всю зиму и весну, – серьёзно сказал Викол.
Серьёзным стало и лицо у Мировасора, он даже побледнел.
– Что было? – спросил он, выпрямляясь.
Мы с Виколом посмотрели на него, и, переглянувшись, рассказали, дополняя друг друга о той страшной зиме, что последовала за посвящением Аяи в предвечные, но я при этом был убеждён, что ничего она нарочно с погодой не делала и ничего такого не может, просто совпадение.
Но Викол покачал головой, а Мировасор и вовсе как-то приуныл.
– Нет, Арий, в нас силы Земли и Неба над нею, наши душевные переживания, наше счастье и радости собирают и разгоняют тучи, если в нас достаточно Силы. Ни от чего не изменяется внезапно погода. Я много изучал, никто и никогда не видел и не слышал, чтобы при посвящении происходило такое, как было в тот день, – сказал Викол.
На это мне нечего было сказать, я не видел посвящений других предвечных, что было в наше с Эриком, я не мог помнить, но, действительно, никаких суровых зим или иных погодных странностей не было после. И всё равно я не верил в то, что ужасы той зимы происходили из-за Аяи.
– Долго она болела после? – спросил Мировасор, хмурясь.
– Долго, и тяжело, я сам удивлялся. И Нечистый явился в первые же дни за ней… – растерянно проговорил я.
– В первые дни явился? – удивлённо проговорил Мировасор. – Она ещё не сделал ничего этакого?
Теперь Мировасор и Викол переглянулись.
– Он не приходит за всяким, – проговорил Викол.
– Он знает, кого сманивать к себе раньше всех, раньше самого предвечного оценивая его Силу, – отозвался Мировасор.
– Он раскрыл бы в ней Силу быстрее, чем положено, как насильно раскрывают лепестки у бутонов…
– Неужто сманить не смог? Как она устояла? Как она могла устоять? Против Него зрелый-то редко устоит, и то небывалая душа должна быть, а девчонка… Как это может быть, Мир?
Мировасор долго смотрел на меня и сказал, наконец:
– Из-за него устояла, – он кивнул на меня. – Верно, Арий? Любила тебя… Дар любви – большая редкость для предвечных. Мы легко внушаем любовь, но кто из нас способен испытывать её сам…
А Викол проговорил задумчиво.
– Всё же я не могу поверить, что Аяя… она такая, Мир, ты бы её видел… маленькая, хрупкая девчонка… Марей-царевич во всём Байкале не выбрал бы лучше, красивее, толковее, и они были счастливой юной парой. Но почему и куда же она вдруг подевалась? Была бы царицей…
– Не могут предвечные садиться на трон, такого никогда не было и не будет, не для того Сила вливается в нас, чтобы мы захватывали власть.
– Потому всё и сложилось так, как сложилось, – проговорил я, мне надоело и не хотелось больше, чтобы эти двое обсуждали Аяю да ещё с подозрениями, что это она наслала зиму, погубившую многих.
Мировасор снова посмотрел на меня:
– Воплощённая красота и любовь, так сказал Орсег… Это я ещё мог бы вообразить, но обоюдная любовь, н-да, Арий…
– Расскажи лучше, что ты знаешь о Байкале, – сказал я. – Что за потоп, ты так и не рассказал?
– Я знаю всё только из рассказа Кратона, а он от своего отца, который даже родился через сто лет после того, как они ушли с Байкала, так что всё это превратилось в легенду, я не знаю даже, был ли он в действительности… Хотя ты сам – легенда, в которую я не слишком верил, а ты вот он, передо мной.
– И что ты слышал всё же о Байкале? – спросил я.