Байкал. Книга 3

– Да страна эта существует вечные века, мои предки пришли сюда не так давно и помнили ещё то, как шли дремучими лесами, горами, скалами, преодолевая многие вёрсты, прежде чем нашли себе здесь дом.

– Это только доказывает мудрость твоих предков, твоё величие, – сказал я.

Он улыбнулся, и посмотрел на Мировасора с неким, как мне показалось удовлетворением Гор, лишь усмехнулся в золотистые усы, не посмотрев на меня. Его отец заметил это и произнёс:

– А вот мой сын не согласен, Арий-чужеземец, ему представляется, что где-то существуют страны и веси прекраснее нашей.

Я улыбнулся, глядя на юношу, ещё не пережившего даже первой молодости и сказал:

– Юности свойственно всё подвергать сомнению, твоё величие. Это не значит, что неправы они или мы, это значит, что юные должны идти дальше своих предков, в этом и смысл их пришествия в мир, если бы не это, мир остановился бы и, замирая, загнил болотом, ведь даже ваша Великая Река новая каждую весну, чего же ты хочешь от нового поколения?

Вот на это уже и Гор сам посмотрел на меня немного удивлённо и сказал:

– Так ты не считаешь меня слабоумным идиотом из-за того, что я хочу увидеть мир и убедиться, что Кеми лучшая на всём свете? Что не верю на слово, что лишь хочу увидеть своими глазами…

Голос у юного царевича был приятный, ясный, без капризных ноток, а взгляд сразу оживился, зажёгся искорками.

– Любознайство качество похвальное, а не постыдное, говорит о живости ума и богатстве души – ответил я. – Чем больше человек видел и знает, чем больше размышляет, тем больше может, тем он сильнее, тем мудрее будут его решения. Для будущего царя нелишни ни знания, ни широта взглядов.

– Так ты считаешь, Арий-чужеземец, что мы должны перестать препятствовать нашему сыну в его желании путешествовать? – спросил фараон, хмурясь.

– Суди сам, твоё величье, – сказал я. – Я обошёл полмира, но нигде не нашёл земли прекраснее моей родины. Пусть твой сын убедиться в том же и станет лучшим царём, когда придёт его время, чем, если ему будет всю его жизнь казаться, что его заперли и в чём-то обманули. Это поможет ему быть счастливым и сильным правителем.

– А ежли он погибнет в этом путешествии?!

– Боги не попустят этого. Не для того они дали ему живой ум и неугомонное горячее сердце, чтобы просто погубить его.

– И своего единственного сына ты отпустил бы так же легко? – спросил Кратон.

Если бы у меня был единственный сын… Я не знаю, как бы я жил, как поступал бы, если бы у меня была короткая человеческая жизнь и всего один сын, это совсем иное, я не знаю, как это. Я не дорожу временем, оно имеет иной ход для меня, чем для смертных, я не дорожил детьми, потому что всех их я пережил много раз, я ничто никогда не ценил, кроме Байкала, моего брата и Аяи, ничто иное мне не было по-настоящему дорого…

– Я не знаю, твоё величье, на моём челе нет короны, но, как и ты, думаю, я дорожил бы единственным наследником, но на месте юноши и я хотел бы увидеть мир, а на месте отца, как и ты, беспокоился бы и страдал в разлуке. Лучше скрепить сердце и подождать, покуда твой сын возмужает в путешествии и юношеский пушок на его щеках смениться суровой мужской щетиной.

Фараон и его сын опустили головы, каждый задумался над моими словами, для обоих они, возможно, были слишком дерзки, но лукавить я не собирался, думаю, Мировасор не для того привёз меня сюда через море. Впрочем, я всё же не понимал, какую же цель он преследовал, потому что всё, что я говорил, мог сказать и он сам, в этом не было никакой особенной мудрости или сокровенных знаний.

Но после Мировасор сказал мне сам:

– Ты прав, Арий, всё это я говорил и сам Кратону и не раз, но он знает меня много лет и мои слова ни ему, ни Гору не представляются кладезем мудрости, а ежли это говорит иной человек, да ещё чужеземец, мудрец, рекомендованный мною, каждое слово весит больше, чем гора. Вот для этого я призвал сюда, особенно хорошо то, что ты сам царской крови, только такой человек способен без трепета говорить с царём.

Мы были в моих покоях, во внутреннем дворике, струи воды приятно журчали, лаская слух, пахли прохладой.

– Пора мне возвращаться домой, Мировасор – сказал я.

– Орсега с его вестями не станешь дожидаться? – спросил он.

Я взглянул на него, кивнул:

– Хорошо, ты знаешь, как подействовать на меня, слабака, останусь ещё, ежли твой старинный приятель Кратон не прогневается на дерзость моих речей и не прогонит.

Мировасор засмеялся, хлопнул меня по плечу:

– Не прогонит, он умён, куда мудрее нас с тобой, живущих так долго, у него не было времени стать таким умным, но он стал им, он оценил твои слова и то, как они подействовали на Гора.

Я лишь махнул рукой:

– Да как, я слышал, корабли снаряжают в путь.

– Да, но теперь царский сын намерен вернуться, а не как прежде, лишь бы сбежать и не быть царём.

– Ты уверен, что он согласится теперь со своим жребием?

– Нет, и тебе лучше бы поговорить с ним как-нибудь.

Я усмехнулся:

– Я попрошу его отвезти меня на восточный берег. Ну, а по дороге, ежли захочет, услышит мои речи. Двум царевичам всегда есть, что сказать друг другу.

Мировасор засмеялся: