Байкал. Книга 3

– Верно, – согласился я. – Но за нею он охоту ведёт уж много лет, едва царство наше не порушил, воров нагнал, нас с братом убил, только чтобы победить её.

Мировасор помолчал недолго, заблестел глазами, после молвил:

– Ишь как… – и добавил: – Ну коли так, что же, оно и проще, не перепутаешь: такую, стало быть и искать станем, что яснее дня, слаще ночи.

Дело оставалось за малым, как и сказал Мировасор мы пришли с ним на берег, он подошёл к самой кромке, но так, чтобы не замочить сандалий, произнёс воде:

– Орсег! Орсег, предвечный Предводитель всех земных вод! Приди, тебя зову я, Мировасор!

Он говорил негромко, но уверенно, уверен, что этот Орсег придёт? Почему, что, Мировасор некий предвечный вождь?

– Нет, – рассмеялся на это Мировасор. – Но именно Орсег меня особенно чтит, я его когда-то ввёл в наш предвечный сонм. Хотя сам тогда был совсем молод.

– Как же ты узнал, что делать? – удивился я.

– А случайно, Арий! Орсег был моим приятелем с детства и мы как-то перед разлукой решили побрататься, я взрезал ладонь, он – тоже… А когда вернулся я в родные края через многие и многие годы, нашёл его неизменным, да ещё он мне показал, что может, что под водою как рыба может легко существовать, как на суше. Много позже он стал предводителем водного мира, потому что больше никому не под силу так со стихиями морскими обращаться. Так что мы и друзья смолоду.

– А какие тебе подвластны стихии?

– Ну… молнии метать могу, как камни. Могу сердце становить, не касаясь. Глаза отводить, когда надо.

Что ж, ничего отличительно чудесного, такого, чего я до сих пор не видел или не слышал, вот как Эрик к жизни возвращать никто больше не умеет… Я вздохнул, всё же тоска берёт за сердце в разлуке с братом, редко, думаю, реже, чем его, я умею мало оглядываться, больше смотрю вперёд, вперёд иду… Эрик… А если Аяя тем временем вернулась назад, на Байкал? И почему мне за всё это время ни разу не приснился Байкал? Почему я всё время просыпаюсь так, словно его нет? Будто я из ниоткуда и ничего не оставил позади?..

Меж тем явился из вод Орсег, большой, черноволосый, не по-нашему красивый человек, вышедший из вод так, словно родился и жил в них. Он улыбнулся Мировасору и вопросительно оглядел меня. Мировасор сказал:

– Познайтесь, Орсег, это предвечный Арий, родившийся на берегах Великого Байкала.

Удивительно, но лицо Орсега, просветлело, он даже как-то восхищённо усмехнулся и протянул мне большую тёмную ладонь, он вообще был смугл, темногуб, весь темнее, чем мы с Мировасором, хотя тот тоже смуглый человек.

– Арий? Один из братьев, спасших свою родину от нашествия ворогов, собранных самим Предводителем врагов человеческих? Я слышал… Много звону прошло по земле о вашей битве, геройстве и гибели. Так жив ты. С воскрешением, – он пожал мне руку горячей ладонью, даром, что из воды вышел.

– Воскрешение заслуга не моя, брата, – сказал я.

– Вся победа общая ваша заслуга, Арий. И брат тебя из-за Завесы вывел не для тебя, для себя, ему без тебя невмоготу, полагаю. У близнецов бывает такое – сказал Мировасор. – Вообще вы явление удивительное, среди предвечных нет больше братьев или сестёр, вообще кровных родственников нет, если только через тыщу поколений, но кто тех считает…

– Потому вдвоём они великая сила – подхватил Орсег.

– И людского в них больше, похоже, чем во всех других предвечных, – сказал Мировасор.

Орсег не придал большого значения его словам и спросил:

– Так зачем позвал, Мир, обычно не зовёшь забавы ради, али для редкого знакомства.

– Красавицу одну отыскать надоть, Орсег. В твоей воле самая могучая земная стихия, самая обширная, самая мощная и вездесущая, разошли подвластных тебе, пусть отыщут предвечную, равной которой нет ни среди смертных, ни среди бессмертных, на всём свете ни красы такой, ни прелести, ни милоты и ясности больше нету, как в ней. Глядит – освещает целый свет, молвит – сердце радуется, как лучу солнечному, ступит – трава не пригнётся, а расправится, цветы зацветут, рукою поведёт – бабочки летят, птицы щебечут и песни затевают, гнёзда вьют… Тёплый дождь весенний, животворящий, свежий ветер в зной, роса на сухую траву, тепло земли и солнца замёрзшему сердцу. Одна такая на весь свет… Отыщи, Орсег, обещался я.

Орсег долго смотрел на меня, немного изменившись в лице, будто оценивал, будто размышлял, потом качнул головой.

– Слыхал я о чуде Байкальском, – сказал он, уже отвернувшись. – Сама Красота и Любовь. Но… Знаю, что пропала она бесследно. Никто не слыхивал и не видывал много времени. Среди живых ли ещё?

– Она жива, – сказал я уверенно. – Я знаю.

Тогда Предводитель вод земных усмехнулся, кивая:

– Ну… ежли знаешь, тогда найдётся. Где бы ни схоронилась, как бы ни пряталась, но до вод, когда дотронется, в море или реку войдёт, хотя бы ступит ножкою али отразится, я узнаю и доложу тебе, где бы ты ни был. Вот только… – он опять быстро взглянул на меня. – Коли не изволит, везти к тебе не стану, не обессудь, быть может, не хочет знать тебя чудная красавица, волшебная Аяя, Селенга-царица, так неволить – это не по моим правилам.