Байкал. Книга 3

…Да, так они и подшучивали друг над другом и надо мной попутно, не будь их двоих… да что там, они стали моей семьёй теперь. Годы мы не считали, верно, но мне всё казалось, что их нисколько не прошло, всё стояли передо мной лица Марея, улыбающегося после смерти, вскрик Огника: «Нет!», когда он отгонял стрелы от нас, и то, как крепко держал его за мёртвую руку Эрбин, как удивительно похожи и изумительно красивы они были, объединённые этим последним рукопожатием под крылом Смерти. Невыносимо думать об этом, видеть это всё время перед мысленным взором, это ржавыми топорами разрубило моё сердце и мою душу, и изгнать из моего сознания это видение я тоже была не в силах. А потому не жила, не дышала, не чувствовала, не считала дней, не читала книг, не видела ничего вокруг себя, все страны, леса и горы, что мы проехали, прошли мимо, я не запомнила, не заметила, ни заинтересовалась ничем. Рыба права, я не вижу и не чувствую ничего, я вовсе не живу. И для чего моё тело остаётся ещё здесь, я не могу понять. Иногда мне кажется, что я живая потому, что они двое рядом со мной, Рыба и Дамэ.

Из всего нашего путешествия я помню только одно: я спустилась к Завесе, а дальше не помню ничего… Только, что пошла туда, потому что там, за Ней были все, кто был мне дорог и без кого я просто не могу остаться живой, я так хотела Завесу отодвинуть и войти, но… вот, что было дальше, почему мне это не удалось, почему я так и не вошла или вошла и вернулась? Потому я всего лишь тень теперь? Не знаю, не могу вспомнить… не могу теперь быть иной…

Почти всякую ночь, если мне не спалось, я думала об этом, я видела снова моих любимых, как улыбался Марей уже мёртвыми, уже бледными, но ещё мягкими губами, как тень от ресниц Эрбина почти достала его губы, как ветер легонько играл распустившимися волосами Огника, тонкими шёлковыми светло-русыми, всегда блестевшими на солнце, и теперь они блестели тоже, он умер, а его чудесные длинные волосы блестели и светились на солнце, словно продолжая жить… как больно, невозможно забыть… невыносимо без него жить… не могу, не могу… без него не могу!..

Я села, задыхаясь, словно мне на грудь наступили ногой. И в палатке душно. Дамэ, потревоженный моим движением, заворчал:

– Ты чего? Куда собралась?

– Спи, Дамэ, – прошептала я, поправив одеяло на нём.

– Спи… сама прыгает, как заяц… Куда собралась? Я с тобой пойду.

– Спи, не надо со мной, я подышать, не спится… Сейчас проветрюсь и приду.

– Начну засыпать, ежли тебя не будет, учти, за тобой пойду, – пробормотал Дамэ.

– Не надо, ничего мне не сделается, людей зде нет, а от зверья мне вреда не будет, спи, не беспокойся.

Я вышла из палатки, завязав платок накрест, чтобы ночная свежесть не просквозила меня, болела я редко, но случалось, простывала и мои сотоварищи сильно грустили в такие дни, будто тоже теряя силы вместе со мной. А потому, заботясь о них, я старалась беречь своё здравие.

Ночь была тёмная, луна пряталась в облака, но я видела хорошо, спустилась тихонько к воде, не оступившись ни разу на неверных камнях. Царь-Море будто вздыхало медленно и значительно своей исполинской грудью, по этим гигантским волнам я и поняла, что это не такое Море, как наше, что оно во сто, а может и в тысячу раз больше. Вот сейчас, стоя у кромки мокрого песка, тёмного, серого, я думала, а что если это не край земли, что если там, за этим Царь-Морем ещё земли? Ведь на восточном берегу Великого Байкала…

– Здравствуй, прекрасная Аяя, предвечная, славная Селенга-царица, – вдруг услышала я. Я вздрогнула от неожиданности, хотя голос рокотал мягко, бархатно как это самое Царь-Море перед моими ногами.

Я обернулась, в этот момент луна вышла из-за туч и осветила берег и человека, сидящего на большом валуне у края воды, вокруг которого покачивались медленные волны. Он был обнажён, но это не был Дьявол, во-первых: он не был так совершенно прекрасен, хотя очень красив, а во-вторых: уд его не выставлялся бесстыдно и нагло, а был вполне целомудренно прикрыт странной повязкой на бёдрах, иной одежды на этом человеке не было…

– Я житель морских глубин, а там одежда только помеха, как ты знаешь, – ответил чудной незнакомец, угадывая или читая мои мысли. – И Тот, о Ком ты помыслила, прекрасная Аяя, сюда не ходок, здесь людей нет, а я Ему без надобности.

– Так ты не человек?

– Человек в каком-то смысле, как ты или иные предвечные, только ты молода совсем, и полтысячи лет не живёшь, а я не помню, когда и народился на этот свет. Теперь считаюсь Богом среди многих и многих народов, но я не Бог, потому что смертный как и ты. Воды мира в моём владении.

– Все воды? И Байкал?

– И Байкал, но с внутренними морями, как твой Байкал, сложнее, суши много вокруг, я как в темнице там…

Я засмеялась, говорит как просто, словно и не повелитель Водных стихий.

– А что о Великом Море за тоска? Привет разве кому передать?

Я вздохнула, холодный ночной ветер пронизал насквозь.

– Нет, некому приветы передавать, – сказала я, ёжась.

– Ну, нет, так нет, тебе виднее. Что дрожишь? Замёрзла разве? – спросил он.