Байкальской тропой

— И вот утром, — взахлеб, торопясь, чтобы не перебили, рассказывает сияющий от восторга студент, — утром одна девчонка пошла умываться. Ну, полощется она у ручья, и вдруг мы слышим дикий вопль! Выскакиваем из палаток и видим: висит она на суку и визжит, а метрах в десяти от нее здоровенный медведь спокойно жрет наш компот! На нее ноль внимания, только чавкает да торопится. Пока мы опомнились, он прикончил компот и махнул через ручей. А ее мы едва от дерева отодрали, верно, Наташа?

Пожилой, плотного сложения мужчина в кожаной летной куртке неторопливо рассказывает об озере Фролиха. Я уже познакомился с ним раньше, на пристани. Он подполковник в отставке, в армии был летчиком, сейчас живет и работает под Москвой и вот уже в течение восьми лет проводит свой отпуск на Фролихе. Там у него спрятаны в скалах палатка, резиновая лодка и прочее походное снаряжение. О его стоянке знают охотники и геологи и в случае нужды пользуются имуществом. Он приезжает в Нижнеангарск с первым рейсом парохода, а с последним покидает его.

День и ночь не смолкают на «пятачке» рассказы, шумные споры, песни.

Безоблачная, звездная ночь разостлала свой полог над притихшим Байкалом. Мало кто спит сейчас. Группами и в одиночку разместились на палубе, и отовсюду слышны приглушенные разговоры и тихие аккорды гитар. Мне тоже не удалось уснуть, пристроился на верхней палубе около брашпиля и в призрачном свете звезд стараюсь угадать еле видимые очертания знакомых берегов. Ну что же, до свидания, очарованный край! Когда-нибудь я снова вернусь на эти берега, хотя уверен, что никогда уже не испытать мне тех чувств и переживаний, которые приносит первое путешествие. И смогу ли я увидеть тебя снова таким, каким однажды ты открылся мне на мысе Солонцовом? Может, это и была одна из твоих тайн, которыми ты одарил меня? Случайно услышанная легенда, древнее предание байкальской земли переплелось для меня с действительностью и ожило…

…В улусе Сарма старый бурят Федор взял меня с собой на рыбалку. Всю ночь мы неводили в озере щук. Небольшое озерко отделяла от моря галечная осыпь. Озерко поросло островками зелени, и невод ходил тяжело.

На рассвете, пока я возился у костра, Федор разбросал по берегу невод и, разогнувшись, присел на край опрокинутой лодки. Старик неторопливо набивал трубку, а взгляд его не отрывался от дымящегося на горизонте багрового диска.

Порозовевшие волны моря с шипением выбегали на галечный берег и нехотя отползали, оставляя на гальке клочья тающей пены. Изломы скал и террас выступали из тени горного хребта. Заснеженные вершины гольцов мерцали оранжевыми блестками. Чащи распадков пробуждались робкими голосами птиц. Федор подсел к костру и, протягивая над огнем иззябшие ладони, тихо заговорил, словно обращаясь к горящим поленьям:

— Есть у нашего народа такое поверье, что первый день на земле пробудился от зова Белой птицы. Во тьме она спела свою песню, и над землей взошло солнце, и был первый день. И вот говорят в народе, что такой рассвет повторяется на Байкале каждый год. И если человек встретит рассвет, пробужденный Белой птицей, тот человек на своей земле счастлив будет… Хочешь удачи, не жди своего дня, а сам ступай навстречу ему. Встречай рассвет раньше солнца, и всегда будет тебе удача…

…Это случилось осенью на мысе Солонцовом. С гребня хребта я спускался к морю. Неожиданный ливень загнал меня в пещеру. Всю ночь я провел у костра. На рассвете, когда стих шорох дождя по листве, я выбрался из пещеры. Тускнели и исчезали звезды, а ночь все медлила, и рассвет, путаясь в сырых зарослях, не мог оторваться от земли, прижатой тяжестью облаков. Они сползали со склонов гор и, волочась над вершинами деревьев, шли через море к мятущемуся зареву востока. Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, погасло, и тени ночи вновь опустились на землю.

Чуть приметная тропка вывела меня со склона горы на берег небольшого озерка, скрытого под шапкой туманного облака. К самой воде подступали деревья, никли по краям отяжеленные влагой кусты, углами чернел противоположный берег. В неуловимом пространстве слышался одинокий звук капели. И в эти мгновения мне показалось, что озерко, затаившееся в зарослях посредине Солонцового мыса, дремлет непробужденным покоем и сюда еще ни разу не ступала нога человека. И только в рассветный час выходят на его берега изюбр и сохатый, косуля и кабарожка, а порой и медведь, скрадывающий их на тропинках…

Вдруг над озерком вскинулся короткий всплеск. Вскинулся и замер, ткнувшись в берег. Зверь?..

Всплеск повторился, но более настойчиво. Клубы тумана дрогнули и стали медленно расползаться. Слабые лучи солнца, ломаясь в толще облаков, коснулись вершин деревьев и скользили по их листве все ниже и ниже к усталой от влаги траве. Я шел по тропинке в чащу и, когда вновь вышел на берег озера, не узнал его…