Едва Щедрый закончил рассказывать о злоключениях Владимира Дубровского, как тропинка последний раз вильнула между деревьями и вывела путешественников на просторную поляну, со всех сторон окруженную разлапистыми вековыми елями. В противоположном от входа на поляну углу расположились три жилища, сооруженные на подобие индейских вигвамов из длинных растопыренных жердей, скрепленных между собой вверху чем-то, похожим на веревку. Только вместо шкур, используемых на американском континенте для крыши, сии шалаши оказались плотно накрыты старой, сморщившейся от времени берестой.
В целом стойбище напоминало увеличенную в размерах детскую песочницу. То там, то сям валялись разного рода детские игрушки: безглазая и лишенная одной руки кукла, крохотного размера лыжи, миниатюрный лук из ивового прута, где вместо тетивы использовалась капроновая рыболовная леска, сплюснутый с одного края красный в синюю полоску резиновый мячик, какие-то пестрые тряпки и большой плюшевый медведь, изначально коричневого цвета, а теперь просто засаленный до неприятного черного с выцветшим олимпийским ремнем на потрепанном брюшке. О том, что его родной цвет коричневый говорила нетронутая грязью промежность игрушечного зверя.
Не успели путешественники как следует оглядеться, как с громким лаем были окружены яростно скалящими острые клыки собаками. Невелики по размеру, смесь лайки с двортерьером, они отважно облаивали команду медиков, вяло помахивая закрученными в бублик хвостами.
– Серый, геть! Свои! – строго крикнул Троекуров – младший, обращаясь, по-видимому, к вожаку – крупному псу серой окраски с белой широкой грудью.
Вожак узнал Степку, завилял хвостом и, опустив умную голову, трусцой подбежал к стоящему справа от Петровича мальчику, обнюхав его со всех сторон. Другие собаки уменьшили интенсивность облаивания, сузили круг.
– А ну геть, пошли отсюда! Ну пошли! – закричала на собак выбежавшая из центрального чума крепкая невысокая узкоглазая женщина с загорелым до черноты лицом. На слегка кривоватых ножках в просторных ватных штанах она ловко подкатила к пришельцам и виновато улыбаясь, поздоровалась.
– Ух, какие они у вас злые, – поморщился анестезиолог Бойко, проводив отбежавших на приличное расстояние собак нехорошим взглядом.
– Не бойтесь, они своих не кусают, – продолжала улыбаться женщина, назвавшись Ольгой, – они чужих не любят. А с вами Степка, они его знают.
– Это доктора из города к Петьке прилетели, – кивнул на медиков мальчик, – на вертолете.
– На вертолете? – удивилась Ольга, и лицо ее вытянулось, причем глазные щели чуть расправились и Петрович увидел ее карие, блестевшие от наступившего возбуждения огоньком. – Ай, как хорошо. А мы думали, что из-за Петьки вертолет не полетит. А смотри-ка, прилетел и таких видных мужчин привез. Ай, как хорошо.
А она так ничего из себя, – подумал Петрович, незаметно рассматривая Ольгу и тайно любуясь ее выпирающими из-под тонкой красной кофты небольшими, но, по всему видать, упругими грудями, ее бы хорошенечко отмыть, да эти, явно большие для нее, ватные штаны на что-нибудь поприличней заменить и можно даже приударить.
Ольга слегка смутилась, заметив, как откровенно пялится на нее Петрович и подошла к доктору Щедрому, безошибочно определив в нем старшего среди медиков.
– А что, Ольга, а где же ваши дети? – спросил Михаил Федорович, кивнув на разбросанные по поляне игрушки.
– Так здесь, они, – улыбнулась эвенка, обнажив белые крупные зубы. Отсутствие одного переднего зуба немного портило ее, и, вспомнив об этом, женщина быстро прикрыла рот рукой, – как услыхали, что вы идете, так и попрятались.
– Услыхали? – изумился хирург.
– Да, вас далеко было слышно, вы что-то говорили между собой, – согласно кивнула Ольга, убрав от лица руку.
– У эвенков очень хороший слух, – подтвердил Степка, – мы еще только подходили к стойбищу, а они нас уже засекли. Тем более вы так громко про Дубровского рассказывали.
И словно в подтверждение его слов из ближайших кустов вылезли человек шесть ребятишек разного пола от трех до восьми лет. Все, как на подбор, грязные, чумазые, в соплях и без штанов, да еще и босиком. Что особенно бросалось в глаза на фоне Ольги, одетой в ватные штаны и сшитые из шкуры оленя невысокие сапоги, расшитые цветным бисером. Они боязливо подошли к медикам и встали рядом с Петровичем. Бывалый фельдшер порылся в бездонных карманах своих штанов и угостил каждого парой ирисок «Золотой ключик», видимо, заранее приготовленных. Дети улыбнулись в ответ и попытались снять с размягчившихся от жары конфет бумажную обертку. Когда это не получилось, то запихнули в рот прямо так – с бумагой, довольно нажевывая редкий в этих местах вид угощения.
– Петрович, ты чего им дал? – набросился на него Бойко. – Не мог что ли нормальных конфет с собой прихватить? Сказал бы мне – я бы захватил.
– А кто тебе не давал взять конфеты? Не знал, что в стойбище летим, а там всегда детей полно?
– Честно сказать, не подумал. Извини, Петрович.