Читаем Байки бывалого хирурга полностью

– Да мы тоже не голодаем, эвенки нас покормили. А у вас что, здесь своя столовая имеется? – стараясь не смотреть прямо на Марину, чтоб не вгонять ее дальше в краску, поинтересовался Михаил Федорович.

– Да что вы, какая столовая. Это наш председатель поселкового совета Петр Петрович все организовывал. Меня, как из Ленинграда сюда по распределению прислали, он и жена его Вера Дмитриевна, надо мной вроде как шефство взяли: там, если что помочь по хозяйству, или еще чего, обедаю у них.

– Из самого Ленинграда сюда прибыла?! – присвистнул Петрович. – А что, ближе-то места не нашлось? Или ты из этих мест будешь?

– Не, – мотанула головой Марина, – сама я коренная ленинградка. А сюда по распределению попала. Должна три года отработать. Вот год отработала, осталось два.

– И охота тебе в этой дыре сидеть?

– Да я уже привыкла, освоилась. Поначалу туговато, конечно, приходилось. Но Петр Петрович и Вера Дмитриевна мне очень помогли. И теперь не забывают, я до сих пор у них обедаю. И вам они взялись обед и ужин приготовить.

– Здорово, – крякнул Петрович, разминая затекшие от переноски Петьки руки, – только что же ты, всю жизнь здесь собираешься просидеть, даже если тут и хорошие люди живут? Ведь дыра дырой! Рехнуться можно: из самого Ленинграда, добровольно припереться в этакую глухомань.

– Ну, во-первых, я сюда не сама приперлась, как вы изволили выразиться, а меня сюда распределили. А во-вторых, после трех лет работы я уеду назад и поступлю в медицинский институт. У меня будет преимущество при поступлении.

– Петрович, – из импровизированной операционной выглянул уже успевший переодеться в хирургический костюм Михаил Федорович, – ты больного уже подготовил? Готов подать на стол?

– Да, шеф, заканчиваем. Пойду, проверю чего там Катюшка сотворила.

– Вот, вот иди, проверь! А разговоры разговаривать после станем, когда спасем больного.

Здание амбулатории выстроено лет десять назад из сосновых бревен с настоящей шиферной крышей являлось предметом особой гордости жителей поселка, где крыши все еще кроют по старинке – сосновым тесом. Правда, на этом все новшество и закончилось. В амбулатории – печное отопление, удобства во дворе. Дешево и сердито. Но здесь все так жили, поэтому о канализации и водопроводе можно было только мечтать. Здание, окрашенное в синий цвет и имевшее вид вытянутого прямоугольника, вмещало в себе четыре комнаты.

В одной, самой большой, располагалась приемная и медицинский архив. Последний весь умещался в одном шкафу, закрываемом на маленький навесной замочек. Помимо шкафа в приемной, она же и смотровая, располагались дощатая кушетка под коричневой клеенкой, письменный стол, пара стульев. Украшением кабинета являлся телефон – в рабочем состоянии и допотопный невысокий сейф, выкрашенный масляной краской почему-то в ярко-красный цвет. В сейфе, в большой бутыли из коричневого стекла хранился спирт, выделяемый на нужды амбулатории, гербовая печать и прошнурованные пачки больничных листов и рецептов.

Во второй комнате организовали перевязочную, там же хранились и небольшой запас инструментов, перевязочного материала и установлен сухожаровой шкаф для стерилизации. Третья комната использовалась как склад. В ней, кстати, и обнаружили операционный стол. Четвертая комната пустовала. Она открывалась очень редко. В ней жили вновь прибывшие медики, пока не получат свое жилье. И Марина там провела почти месяц, пока ее не поселили на квартиру к глухой бабе Нюре, когда от нее съехала предыдущая жиличка – учительница музыки в местной школе. Та вышла замуж и уехала с мужем. Вот в эту, четвертую комнату и поместили несчастного Петьку на заправленную солдатским одеялом железную кровать.

Из перевязочной вынесли скрипучую, крытую облезлым дерматином механическую кушетку и стулья. Разложили переносной операционный стол, подкатили к нему имевшуюся в наличии небольшую бестеневую лампу. Из прикроватных столиков устроили подставку под инструменты и портативный наркозный аппарат. К проведению операции все приготовлено.

Через полчаса Щедрый и Петрович намыли руки, дважды обработали их спиртом и надели стерильные хирургические халаты, взятые с собой запасливой Жанной. Доктор Бойко залил в наркозный аппарат фторотан и поднес маску к замершему без движения Петьке. Через три минуты Жанна протянула Петровичу корнцанг с зажатым на конце марлевым тампоном, смоченным в растворе йодопирона.

– Ну, Петрович, обрабатывай операционное поле!

Еще через пять минут она привычным движением вложила в руку хирурга играющий в свете бестеневой лампы синеватыми искрами острейший скальпель. И доктор Щедрый одним точным движением умело рассек обильно смазанную йодопироном переднюю брюшную стенку эвенка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научно-популярная медицина

Реаниматолог. Записки оптимиста
Реаниматолог. Записки оптимиста

Владимир Шпинев – обычный реаниматолог, каждый день спасающий жизни людей. Он обычный врач, который честно делится своей историей: о спасенных жизнях и о тех, что не получилось спасти.«Записки реаниматолога» – один из самых читаемых блогов на LiveJournal. Здесь вы найдете только правду, и ничего, кроме правды, и смеха! В книге «Реаниматолог. Записки оптимиста» собраны самые трогательные, искренние, удивительные и страшные истории, от которых у вас застынет кровь в жилах… Но со следующей строкой вы заплачете, а потом и засмеетесь, ведь это жизнь – неподдельная. Жизнь в руках опытного врача, который несмотря ни на что борется за чужие жизни, даже когда надежды на спасение уже нет.Книга обязательна к прочтению всех, кто ругает российскую медицину, для всех, кто забывает сказать врачу «спасибо», для всех, кто хотя бы раз болел – погрузитесь в мир тех, кто, надевая на смену белый халат, становится героем.

Владимир Владимирович Шпинев

Биографии и Мемуары
Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы
Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы

– Какой унылый видок, – громко нарушил молчание, царившее в автобусе – Рома Попов, коренастый, черноволосый семнадцатилетний юноша, сидевший в левом ряду салона у окна, что сразу за водителем, – неужели нам тут целый месяц чалиться? Но ему никто не ответил. Будущие студенты медики, а пока еще отправленная в колхоз бесправная абитура, не горели желанием шевелить языком в такой пропылённой духоте и вступать в сомнительные дискуссии. Не спасали пассажиров и открытые настежь окна: в салоне жутко пахло бензином и раскаленным железом – автобус внутри почему-то почти не охлаждался. Двадцать девчат и десять парней под присмотром пары серьезных с виду преподавателей с рюкзаками и спортивными сумками, в рабочей одежде неслись вперед, навстречу трудовому подвигу в колхоз «Красный пахарь».

Дмитрий Андреевич Правдин , Дмитрий А. Правдин

Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии