На досмотры кают он всегда ходил с портфелем. И не то, чтобы это было сильно необходимо (обычно там лежал только один листок с «Судовой ролью»), но как однажды ему, как бы в шутку, объяснил один сотрудник с пятилетним стажем, что не всегда надо кошмарить и лишать визы моряка «контрабандиста» за лишнюю кофточку или коробку с жевательной резинкой (на нее тоже распространялись таможенные нормы), а достаточно произвести изъятие излишка прямо на месте и без протокола. И, по словам этого же сотрудника, моряк еще будет тебе благодарен. Сначала Воробьев немного стеснялся, но потом привык, и даже появился некий профессиональный азарт – будет сегодня какой навр, или нет. И его любимая жена Вера с удовольствием носила модные импортные вещи, которые ей дарил ее дорогой работящий супруг. Сам же Воробьев к заграничным шмоткам был равнодушен и предпочитал цветные календари с обнаженными красавицами. А однажды он стал обладателем толстого порножурнала, который нашел под матрасом у одного молодого штурмана. Для штурмана это был конец карьеры, а может быть и статья. Но желание Воробьева оставить журнал себе превысило долг таможенника. Он спокойно положил журнал в портфель, а помертвевшему от страха штурману сказал, что прощает его ошибку и утилизирует журнал сам, без протокола. Штурман, до конца не верящий в такую удачу, трясущимися руками достал из рундука бутылку «Фунтадора» – незамысловатого испанского коньяка, привезенного на День рождения отцу и протянул Воробьеву. Тот снисходительно принял ее, положил в портфель и, бросив на прощание – «Удачи» – вышел из каюты.
Сегодня пароход пришел «упакованный», из Антверпена, а не из какой-то там ГДР или Польши и Воробьев возлагал некоторые надежды на «удачный» досмотр, тем более что в напарниках у него этот старый пентюх Евсеев. Сегодня они работали по «низам», то есть досматривали рядовой состав. Евсееву было все равно, а Воробьев предпочитал работать с молодыми моряками – они были более беспечны и бесшабашны. Таможенные правила знали посредственно и запросто могли их по незнанию нарушить – и вот тогда появлялся «понятливый» таможенник Воробьев и «помогал» морякам выкрутиться из, «практически» безнадежной ситуации ко всеобщему удовлетворению.
После короткого совещания в Кают-Компании и традиционного чаепития, комиссия приступила к работе. Сначала пограничники провели фейс контроль, а потом уж пошла Таможня. Воробьев с Евсеевым еще раньше договорились, что первый будет досматривать моряков до сорока лет, а второй тех, кто старше. Таким образом, у Евсеева оказалось пять моряков из шестнадцати и он был этим очень доволен. Воробьев был доволен тоже – не могут все одиннадцать быть без нарушений.
Каюта Коли Рюмина была только третьей, а у Воробьева в портфеле уже лежал шикарный монтановский календарь с красавицами, снятыми топлесс на берегу океана. Вот и сейчас, еще только войдя в каюту, сердце радостно екнуло- опять удача – будет любимой Веруне подарок. На диване, среди Колиных покупок красовались три новеньких японских зонтиков автоматов – мечта всех советских женщин того времени. Но эта красота еще и являлась явным нарушением Таможенных Правил – исходя из продолжительности рейса, Коля мог привезти только два.
Приветливо поздоровавшись с Колей, Воробьев присел на краешек дивана и достал из портфеля «Судовую Роль».
– Ну, что, Николай Анатольевич, протокол будем сразу составлять, или поднимемся в Кают Компанию-
Коля пока еще ничего не понимал
– Что за протокол – озадаченно спросил он.
Воробьев удивился – Нарушение Таможенных норм провоза через границу Союза Советских Социалистических Республик – с пафосом произнес он.
– Вот, этот самый зонт – он потряс им перед Колиным носом – и есть это самое нарушение!
Коля сник. Он прекрасно понимал, чем это может грозить; списание с судна, разборки в Отделе Кадров, прикрытие визы минимум на год – и все это из-за какого-то зонта. А может Таможенник просто ошибается, вдруг подумал он. Вон у Константиныча лежало четыре пакета мохера, а уж он то точно Правила знает. И он произнес фразу, о которой, увидев мгновенную реакцию таможенника, тут же пожалел.
Он просто сказал:
– Странные какие-то у вас правила три зонта нельзя, а четыре пакета мохера – пожалуйста!
Воробьев насторожился. Теперь главное – не вспугнуть. Сам он, да, собственно, и его жена Вера шерстью не интересовались, но появлялась прекрасная возможность продвинуться по службе, поймав контрабандиста за руку.
–Кто? – тихо спросил он. – Быстро отвечаешь, и мы расходимся без протокола.
Коля, в душе кляня себя последними словами, выдохнул: – Токарь. Ну вот, облегченно вздохнул Воробьев – А ты боялась. Ладно, расслабься, не раскисай, никто нечего не узнает. Он открыл портфель, взял один из трех зонтиков, покрутил, повертел перед носом и спокойно положил его в портфель. Повернулся к Коле:
– Ну, что, без протокола, Николай Анатольевич-
Коля только удрученно кивнул. На зонт ему было уже наплевать. В мозгу колотилось: – Предал, предал…