Байки бывалого моряка

И Михаила Константиновича основательно потрясли на Проходной, но так и не нашли ничего запрещенного и лишнего.

На другой день Константиныч на пароход не поехал – еще загодя он попросил выходной у второго механика – мол, надо дома кой чего поделать. И поделал, и с женой в Полярном пообедали, чтобы дома не заморачиваться, и в постельке часика два понежились. И теперь, после всего этого хорошего, он сидел перед телевизором в своем любимом, чуть продавленном кресле, успокоенный и умиротворенный, и плевать ему было на всех таможенников вместе взятых. А рядом, на диване сидела его несравненная Лидия Петровна с вязальными спицами в руках, а на коленях у нее лежал один из двух привезенных, так называемых, свитеров. Она ловко распускала нитки, аккуратно скручивала их в моточки и вставляла в колечки фирменных лейблов, которые кучкой лежали на диване.

– А все-таки, Миша, вязать ты так и не научился- попеняла мужу Лидия Петровна – петли не считаешь, да и кладешь их наперекосяк. Вон, у Девятого вещи, куда, как лучше получаются.

Константиныч ухмыльнулся

– Куда уж нам сиволапым. Этот Штирлиц даже таможню встречает в связанных обновках.

А старика Евсеева еще долго мучил вопрос: если там купить лишний мохер и успеть до советской границы связать какую-либо вещь: шарф или свитер, кофту или шапочку, будет ли это считаться контрабандой? И не находил ответа… а спрашивать у кого-либо он ленился….

Моряки еще и не предполагали, что уже через год мохер, как товар, потеряет свою актуальность. Наступала новая эра – эра Париков!

Игарская История

1974

Валера стоял, обернутый в полотенце, перед зеркалом, распаренный после душа, и внимательно себя рассматривал. Такое большое зеркало было только в каюте электриков. Да и сама каюта среди рядового состава была, пожалуй, самая большая. Адам Адамович, старший электрик теплохода «Салехард» валялся на диване и лениво листал «Изобретатель и Рационализатор» за позапрошлый год. Валера поиграл мышцами груди, повернулся в профиль и напряг правый бицепс. Пожалуй, с верхним плечевым поясом все было нормально. Но вот живот… прямо скажем, вызывал у Валеры некоторые сомнения.

–Адамыч – Валера втянул живот – на твой взгляд, я очень толстый?».

Адам Адамович, стройный и тонкий как струна, оторвался от журнала и задумчиво посмотрел на Валеру.

–Если конец видишь, значит еще не очень.

–Чей? – уточнил Валера.

– Твой! – бросил Адамыч и снова уткнулся в журнал.

Валера, не торопясь, снял полотенце.

– В зеркале вижу.

–А так? – Адамыч сел и скептически оглядел голого приятеля.

Валера взглянул вниз и грустно заметил:

– А так ничего не вижу – ни конца, ни начала.

Потом вдруг резко втянул живот и радостно воскликнул:

–Ну здравствуй, красавец!

Теплоход «Салехард» стоял в Игарке на бриделях и грузился лесом на Югославию. Был уже конец октября и над Игаркой почти каждый день кружились белые мухи. Природа еще сопротивлялась приходящим холодам, и днем температура не опускалась ниже минус пяти, но по всему было видно, что зима топчется у порога. Енисей уже подернулся коркой льда, но катера еще ходили, доставляя моряков на берег и с берега. Навигация заканчивалась. Скоро Игарка замрет под гнетом мороза и снега на долгие семь месяцев. А пока порт забит судами, по Игарке бродят моряки и все три приличных заведения: интерклуб, ресторан «Русь» и кафе «Полярные Зори» с понедельника по воскресение забиты под завязку. Основной контингент- моряки, геологи, и, конечно, прекрасные Игарские женщины!

Игарские женщины – это особая категория. Они расцветают как тюльпаны к открытию навигации, в предвкушении новых встреч и новых мимолетных романов. Моряки приходят и уходят, а Игарские красавицы, иногда даже всплакнув по уплывшему другу, вечером, слегка попудрив носик, снова мчались в ресторан за новыми приключениями, новыми встречами, новыми ощущениями.

Надо сказать, что, несмотря на свой заграничный вид, наличных денег у моряков было крайне мало, поскольку при выходе за границу на судне можно было иметь не более тридцати рублей. По этому поводу второй механик Салехарда Николай Борисыч, будучи в сильнейшем подпитии, сложил следующую, как он ее назвал, «виршу»:

– Что тридцатка, разве деньги, раз напиться и уснуть. Утром слабость во всем теле и ничем не шевельнуть!

И по сути, он был абсолютно прав. Следующая его цитата уже непосредственно относилась к Игарке и воспринималась молодыми моряками как руководство. А звучала она так:

– Слышь, моряк, без отоварки, делать нечего в Игарке!