Амариэ рассказала мне, как, испугавшись его уродства, прибежала к Манвэ и долго плакала, уткнувшись носом в подол лазурной мантии. Как громко сожалела, что собственными руками не успела вырвать глаза этому мерзкому чудовищу, посмевшему назваться братом ее возлюбленного учителя, воспитателя и господина…. – здесь она снова разрыдалась, на этот раз настолько неуправляемо и безутешно, что оказался бессилен даже мой хваленый коньяк. В кратких перерывах между всхлипами она, стоя на коленях возле моего кресла, умоляла о прощении за эти ужасные слова. Повторяла, что больше не хочет и не умеет с этим жить, и что я имею полное право сейчас убить ее, потому что нет и быть не может никакого прощения, ибо тот, перед кем она виновата, никогда не услышит слов покаяния…
Я сидел и не замечал девушку, убивавшуюся с горя возле моих ног. Я не слышал и не понимал, что она говорит… Я смотрел в темноту летней ночи, и мне казалось, будто в стрельчатом портале окна вдруг возник образ Тано – такой, каким описывала его Йолли, Последняя Королева Ирисов: провалы пустых глазниц смотрят в самую душу, и призрачный ореол седых волос вокруг пергаментного лица. Губы кривятся в попытке что-то произнести, но слишком далеко… не услышать. Время остановилось, воздух перестал поступать в легкие – исчезло все, кроме этого образа, кроме вечной боли утраты и одиночества. В эти минуты, а, может быть, часы – я отчетливо представлял себе, как давит пустота. Пустота окружала каждого из нас двоих, для подобного ощущения невозможно подобрать слова ни в одном из языков Арты – это даже болью нельзя назвать!
Как во сне я шагнул к окну, раздвигая плечами пространство, продираясь сквозь плотную ткань мироздания, и протянул руку… Тано, я здесь. Потерпи, я сейчас… Сейчас… у меня все получится. Я здесь, Тано, я здесь…ну, давай же…
Превозмогая тяжесть оков, дрогнуло призрачное запястье – да нет, какое там призрачное! – более материальных ожогов и ран трудно представить. Очень медленно мне навстречу поднималась кисть, силясь распрямить скрюченные пальцы. Он слышит и понимает меня… Неужели все так просто? Что же вы, Могущества Арты, где ваша хваленая мощь? Не ожидали такой прыти от Отступника-младшего? Я засмеялся и резко выбросил руку вперед – сквозь пространство, сквозь границы мира, сквозь забвение и толщу ледяной пустоты… Пальцы ощутили удар о твердую и гладкую поверхность, а потом где-то на грани меж явью и бредом послышался звон и испуганный женский крик…
Видение исчезло. Я стоял в собственной комнате, из разбитого окна ощутимо тянуло прохладой летней ночи. Возле ноги ощущалось нечто живое и теплое. Пахло лавандой и коньяком… хрустели осколки.
- Гортхауэр, ты как? – голос натянут как струна, еще чуть-чуть – и лопнет витое серебро связок.
- Гортхауэр!!! Ты слышишь меня?! Как ты?
«Странный вопрос» – усмехнулись губы. «Как я? Что за бессмыслица? Можно подумать, что теперь я вообще могу быть хоть как-то! Да и что я, в сущности, такое? Мысль, обретшая форму? Сила, заключенная в оболочку плоти?»
Но то кто создал меня, знал, что безвыходных положений не бывает. Он всегда говорил, что Сила сама способна принять подходящую форму, чтобы преодолеть преграды на избранном пути. А это значит, что еще не все потеряно: я стану ветром в твоих крыльях, Тано. Я пройду сквозь небыль, я сумею обратить невозможное в его противоположность. Этот Путь я выбрал сам, и пройду его до конца, какой бы смысл не был заключен в этом слове, и чего бы мне это ни стоило.
Я посмотрел в испуганную лазурь девичьих глаз. Вот ведь… Как зверек жмется к ногам, ждет ответа. Я улыбнулся ей.
- Нормально, Йолли. Все нормально. Я смогу!
/последние часы 2008 года/
====== Эпилог. Исповедь Черного Властелина. ======
Кто способен измерить путь бесконечных тысячелетий? Для Младших Детей единого это просто слова, даже пара десятков лет для них – целая эпоха, в течение которой сменяется поколение. Двадцать лет – и на смену уходящим за грани мира приходят новые воины, новые звездочеты, кузнецы, художники и менестрели. Старшие Дети бессмертны, но для них бессмертие исполнено неизменности, существование их напоминает мне сильно замедленную краткую вспышку жизни Смертных. То, на что у Эдайн уходят два года, Квэнди достигают за двадцать… Они просто не замечают бега времени, ведь им некому было сказать, что год – это много…. Что десятилетие подобно глубокому оврагу, столетие – пропасти, тысячелетие – бездне…