Байки Чёрного Майя (СИ)

Гортхауэр резво вскочил на ноги и пригладил растрепанные волосы. Затем вернул на место упавший стул.

- Смеемся, – как ни в чем не бывало, ответил он. – Стулья ломаем. А ты думал?

- Ничего я не думал, – возразил эльф, водружая добычу на стол. – Я вам песенку принес, слушать будете или как?

- Или как, – добродушно буркнул Черный Майя, вышибая пробку из бутылочного горлышка. – Шучу, конечно. Давай уже, не тяни кота за хвост, покажи свое творение даме!

И он поклонился Йолли.

- Сейчас! – зарделась она. – А можно сначала… ну, минуточку подождать, совсем чуть-чуть?

Девушка протянула Сотворенному сложенные горстью ладони. В их чаше смирно сидел игрушечный журавлик.

-Я ему крыло сделала, – застенчиво сообщила Йолли, – Теперь должен полететь…

Сотворенный усмехнулся, и, склонившись через плечо девушки, несильно дунул в подставленные ладони. Сорванный с руки потоком воздуха, журавлик пару раз неуверенно хлопнул крыльями, изогнул шею – точно обернулся посмотреть на тех, кто подарил ему жизнь, – и неровными толчками начал набирать высоту…

Они ушли. Ушли вдвоем. Я не останавливал, не уговаривал остаться – чувствовал, наверное, что не имею на это права… или скоро не буду иметь. Все складывалось так, как должно, в конце концов, эти двое встретились, несмотря на все преграды. Их теперешнюю участь трудно назвать легкой: Финрод столько веков прожил затворником, что привыкать к изменившемуся до неузнаваемости миру Средиземья ему придется столь же тяжело, как и беглой валинорской принцессе Амариэ. Но за этих двоих я спокоен. Хотя бы потому, что их двое. А я один… нда… как-то вот так получилось.

Написанная Финродом опера вызвала небывалый восторг у Амариэ… или Йолли? – Тьма Изначальная, я уже и сам запутался, как правильно. Юная леди заявила, что эта вещь непременно должна увидеть свет, и что лично она приложит к этому все силы. Ну-ну… зная Амариэ, можно быть уверенным в том, что опера Финрода будет поставлена на лучших сценах Средиземья, а сама воспитанница Короля Мира будет исполнять главную женскую партию, причем, скорее всего – Элхэ, ибо из партии собственной героини малышка Йолли выросла окончательно и бесповоротно.

Финроду я поражаюсь, чем дальше, тем сильнее. Даже по прошествии тех сотен лет, что он проторчал в моем замке, я не всегда могу предсказать его мысли и поступки, хотя в случае Элдар я редко промахиваюсь в суждениях. Может, он – Эдайн? Шутка. Как-то раз, когда мы с ребятами обсуждали оперу, Инголдо посетовал на то, что Тинувиэль так рано покинула пределы Арты: он, мол, специально под ее голос некоторые партии писал. Нет, вы слышали? Это говорит ярый ненавистник средиземского фолк-рока, оголтелый фанат Даэрона! Вот и понимай, как хочешь.

Остатки клана Красного волка переселились в Ангмар. Из огромного племени уцелела едва лишь пятая часть, поэтому иртха Туманных гор приняли переселенцев куда менее враждебно, чем следовало. Что произошло с Хуркулух – не знаю, а вот Муфхар-иргит по сю пору жив и здоров, даже однажды заходил в гости. От почтенного шамана я и узнал о великом Северном переселении иртха Тол-ин-Гаурхота. Поговаривали также, что вскорости между Муфхар-иргитом и шаманом одного из соседних кланов, неким Рраугнуром, разгорелась настоящая идеологическая война. Камнем преткновения явилось несогласие двух мудрецов во взглядах на природу вашего покорного слуги. Ничего себе, да? Я уж думал, они найдут куда более важную причину для конфликта, например, поспорят о сущности Эллери Ахэ: были ли они уллах или все же существами из плоти и крови (впрочем, в отношении меня они и сами не пришли к окончательному выводу по данному вопросу). Ну, или какого на самом деле цвета были глаза у Тано…

Да, кстати, о Тано. Перед самым уходом, в последнюю ночь своего пребывания в Красном замке, Йолли поднялась ко мне в комнату. Я сразу понял, что она намерена сообщить мне нечто важное: в противном случае, она сделала бы это раньше или, напротив, дождалась утра. Ожидал услышать что угодно: у меня нервы крепкие, да и лекарство от мировой скорби всегда под рукой – захватывающую повесть о пиратском прошлом Кирдана Корабела, признание в любви ко мне, сожаления по поводу скорой разлуки, мысли о возвращении назад в Валинор, слезной просьбы воскресить ее родителей… Но вместо этого Амариэ рассказала мне о том, как однажды выпросила у Короля Мира позволения заглянуть за Двери Ночи и о том, что она там увидела.

В этом месте она разрыдалась, да так сильно, что бедной девочке пришлось налить. Сам я к этому моменту давно хлебал из горла, и «Пламя творения» казалось мне чем-то вроде чая: ни вкуса, ни крепости, ни горечи – один только аромат. А Йолли говорила и говорила…

…о сведенных судорогой боли руках, скованных цепью. О лице, обезображенном незаживающими ранами. О зрячих черных провалах на месте выжженных глаз. О невыносимом холоде межмирного одиночества и тяжести Ангайнор. О бессильно поникших плечах и сломанных крыльях. О моем создателе, Учителе и отце… о том, что сделали с моим Тано…