Ответ: «привязать к ногам трупа что-то тяжелое и бросить его в Москву-реку» не принимается. Вы же фельдшер, а не бандит и не серийный убийца. Тем более, что в документальном смысле вам избавиться от трупа никак не удастся. Всюду зафиксировано, что вы выехали на данный конкретный вызов и взяли направление на госпитализацию данного конкретного пациента в такую-то больницу. Извольте предъявить документальное доказательство того, что вы сдали пациента в больницу… или в морг.
Выхода не было?
Нет, он был! Был у Трояшкина шанс выкрутиться.
— Двигай в «пятнашку», быстро! — велел он водителю Пеливанову.
Водитель Пеливанов был тертый калач, четверть века на «скорой» отработал. Он не стал задавать вопросов, а понимающе усмехнулся и покатил в пятнадцатую больницу.
— Бабла одолжить? — спросил Пеливанов, остановив машину возле приемного отделения.
— Давай, что есть, — ответил Трояшкин.
Пеливанов отдал ему сто долларов, полученные на первом вызове, и почти все, что имел из рублевой наличности.
Трояшкин быстрым шагом прошел через приемное отделение и поднялся в реанимацию, надеясь на то, что сегодня будет дежурить кто-то из хороших врачей. Хороших — в смысле покладистых и сострадательных.
Вышедшему дежурному врачу Трояшкин сказал:
— Выручайте, умоляю! У меня смерть в машине, два «строгача» и заведующий на меня зуб имеет. Я заплачу́.
Смысл предложенной махинации был следующим. Трояшкин хотел сдать покойника в реанимационное отделение под видом живого, а, если точнее, то — полуживого, находящегося в состоянии клинической смерти. Формально бы считалось, что он таки довез пациента до стационара, пускай и не до того, в который изначально намеревался везти. Смерти в машине не было.
Врачам реанимационного отделения эта махинация ничем серьезным не грозила. Да — у них получалась лишняя смерть. Но, во-первых, все пациенты, доставленные по «скорой», и умершие в течение первых суток, включаются в скоропомощную статистику и не портят отчетности отделения и больницы. А, во-вторых, реаниматологов за умерших пациентов не наказывают, это же реанимационное отделение, где все пациенты тяжелые.
Да, разумеется, некоторые хлопоты будут — врачам придется заполнять историю болезни «живого трупа», докладывать о нем на пятиминутке, а медсестрам придется возиться с телом и отвозить его в больничный морг. Но эти услуги оплачиваются.
— Не вариант, — покачал головой дежурный реаниматолог, даже не спросив, сколько готов заплатить Трояшкин.
— Двести баксов!
— Нет.
— Триста!
— Я же говорю — нет! Мне заведующий за такие трюки голову оторвет. Не один вы выговоры получаете.
В кардиологической реанимации Трояшкину тоже не пошли навстречу. Врач, с которым разговаривал Трояшкин, сам вроде бы был не прочь, но опасался, что его напарник стукнет начальству.
Несолоно хлебавши, Трояшкин вернулся в машину и сказал Пеливанову:
— Давай в шестьдесят восьмую.
В шестьдесят восьмой тоже вышел облом.
— Зажрались люди, — пожаловался Трояшкин Пеливанову. — Деньги им не нужны.
— А тут в чем проблема? — спросил Пеливанов.
— У кого смена не сработавшаяся, боятся стука, у кого просто желания помочь нет.
— Так что — едем в морг?
— Давай еще в тринадцатую попробуем, — сказал Трояшкин. — А если там откажут, то придется в морг везти. Домой же его не вернешь.
— Тринадцать — несчастливое число, — сказал суеверный Пеливанов. — Может, лучше в двадцать третью попробуем?
— Нет! Я никак не смогу объяснить, почему экстренно сдал деда в двадцать третью. Тринадцатая и то не по пути, но еще можно отмазаться тем, что пробку объезжали. А по центру кто пробки объезжает? Да и гнилое это место — двадцать третья, там все очень правильные.
Поехали в тринадцатую.
— Тебе, Вадик, надо обет дать, — сказал вдруг Пеливанов. — Пообещать, что, если деда в тринадцатой возьмут, ты что-то хорошее сделаешь. Например, простишь от чистого сердца старого врага или детскому дому левак за три месяца пожертвуешь. Типа ты обещаешь высшим силам сделать что-то хорошее, а они за это идут тебе навстречу. Только поторопись, скоро на месте будем.
— Старого врага, говоришь? — задумался Трояшкин. — Хорошо, обещаю всем, кто меня слышит, что если сейчас удастся сдать деда в реанимацию, то я от всей души и чистого сердца прощу Пимену все то зло, которое он мне причинил. И еще попрошу у него прощения за то, что я ему сделал! Клянусь!
«Пименом» за глаза звали заведующего подстанцией. От фамилии Пиманов.
— Вот уж картина будет! — восхитился Пеливанов. — Заходишь на кухню, а там вы с Пименом на брудершафт пьете… Неужели увижу такое?
— Брудершафта не обещаю, — усмехнулся Трояшкин. — Но прощу и сам извинюсь железно. Только бы деда сдать в больницу, а не в морг.