Байки доктора Данилова 2

— Да, он идиот, — сказала заведующая без лишних церемоний. — Но идиот на своем месте. Знаете, какая у нас беда с кадрами? Врачей хронически не хватает, много пенсионеров, которые часто болеют, двое в декрете сидят. Те, кто приходит, быстро сбегают от нас в частную медицину или в стационары. А Иванов не болеет, не пьет и вообще он безотказный. Три участка может спокойно тянуть. Настоящий пахарь. Если от вас придет официальное письмо, мы, конечно же будем вынуждены принять меры…

— Я не за мерами пришел, — перебил Брыков. — Мне просто хотелось посмотреть на вашего Воробьева и понять, что у него в голове.

— Ой, в это лучше не вникать, — усмехнулась заведующая. — Он сам с собой разговаривает, с духом Ельцина общается, иногда на каком-то непонятном языке говорить начинает, но ведь недостатки можно найти у каждого человека. Или вы думаете, что у вас нет недостатков?

— Есть, — ответил Брыков. — Я идеалист, неисправимый.

— А Анатолий Семенович — неисправимый идиот. И что теперь делать? Выгонять вас со «скорой», а его — из поликлиники?..

Брыков вежливо попрощался и ушел.

— Наверное, там место такое, особенное, — рассказывал он на подстанции. — Центр локального идиотизма, где у всех крыша едет. Ладно она иронии не услышала в моих словах, это не всем дано. Но равнять идеалиста с идиотом — это уже ни в какие рамки.

— Да она, наверное, хотела поскорее от тебя отделаться, вот и прикинулась дурой, — говорили коллеги.

— Нет, не прикинулась, — уверенно говорил Брыков. — Видели бы вы ее глаза. Такое сыграть невозможно!

Интересна не только сама история, но и то, как изменило ее безжалостное время. Брыков давно ушел со «скорой» в приемное отделение, надоело ему по вызовам мотаться, захотелось спокойной жизни. Сейчас на подстанции новичкам рассказывают о докторе Брыкове, который однажды на вызове так активно пальпировал живот беременной женщине, что спровоцировал у нее преждевременные роды, которые сам и принял.

Как говорится — где имение и где наводнение?

Живой труп или пагубные последствия жадности

В середине девяностых годов прошлого века московскому фельдшеру, кроме как на «скорой» больше негде было работать. Заводы и фабрики массово позакрывались вместе со своими здравпунктами, а кроме здравпунктов и «скорой» фельдшеру, занимающему промежуточное положение между медсестрой и врачом, больше особо-то и работать негде. Можно раздвинуть границы перспектив, если сознательно опуститься до медсестры, но на такое не всякий фельдшер готов пойти. Если то не в курсе разницы, то фельдшер (с немецкого это слово переводится как «полевой врач») имеет право самостоятельно проводить лечение пациентов. В ряде случаев, но имеет. А медсестра никакой самостоятельностью не обладает. Ее задачи — выполнять указания-назначения врачей и фельдшеров.

Теоретически можно было устроиться вольнонаемным фельдшером в систему Министерства обороны или Министерства внутренних дел, но в середине девяностых, с легкой руки Бориса Веселого, в этих системах царил невероятный бардак, зарплату-жалованье задерживали на много месяцев. Зарплаты нет, подкалымить нечего — какой смысл работать?

Частная скорая помощь? Ай, не смешите! Вакансий было мало и попадали туда по великому блату. Как говорил один доктор «проще послом устроиться».

В прочих частных медицинских организациях фельдшеры никому не были нужны — только медсестры или врачи.

Работать на «скорой» можно было только в Москве, где зарплаты были относительно выше и выплачивались без особых задержек. В Подмосковье же все было иначе, гораздо хуже. И благодарили медиков там гораздо реже.

Это была преамбула, без которой вы бы не смогли понять всю глубину трагических перспектив, развернувшихся перед фельдшером Трояшкиным. На шее висят два неснятых выговора, а над головой — дамоклов меч начальственного гнева. У Трояшкина были очень напряженные отношения с заведующим подстанцией, как шутили коллеги «хронический подострый конфликт». На момент событий, о которых пойдет речь, отношения обострились настолько, что Трояшкин попытался перевестись на другую подстанцию. Но не тут-то было. Заведующий давал ему такую характеристику, что о переводе не могло быть и речи. А самому Трояшкину сказал:

— Не надейся на хорошее. Я тебя по статье уволю, клянусь!

Хотите знать, с чего началась эта вендетта? С пустяка. Как-то раз Трояшкин в ответ на замечание заведующего сказал, что руководить всегда легче, чем работать. Ну и началось… Налетай, Кострома, заварилась кутерьма.

В отличие от многих разных людей Трояшкин не обладал склонностью к ведению собственного дела, так что стезя бизнесмена не светила ему нисколько. Работать продавцом в палатке или охранником на автостоянке Трояшкин тоже не хотел. Он хотел быть фельдшером и работать самостоятельно, в одиночку на фельдшерской бригаде. Одинокий фельдшер — это ж практически доктор, да и благодарностями, полученными на вызовах, ни с кем делиться не нужно (водителю перепадало только в том случае, если он оказывался причастным).