Байки из ХХ века

Идиоматическое выражение "дали маху" в те годы было очень в ходу. Для тех, кто родился е конце ХХ века и позже, поясняю: дал маху это значит промахнулся, совершил грубую ошибку.

Эпиграмма очень быстро пошла в народ. Ее повторяли коммунисты и беспартийные, рабочие и служащие, студенты и школьники. При упоминании в местных газетах фамилии Соломахо кто-нибудь обязательно проговаривал ее вслух.

В общем, партийное руководство поняло, что надо убирать Степана Ильича с руководящей должности.

В 1958 году его назначили заведующим кафедрой "История КПСС" в БПИ. Он работал на этой должности до 1969 года. А я в 1958 году поступил в БПИ. Но лекции нам читал не он. И это хорошо. Степан Лукич очень жестко принимал экзамены.

Как мне рассказали много позже, эту эпиграмму сочинил поэт Анатоль Астрэйка, человек очень остроумный, автор множества эпиграмм, часто нецензурных.

Когда-то в Вильнюсе

B 60 - 70-е годы я довольно часто ездил в Вильнюс в командировки или просто с небольшой компанией, чтобы провести выходной день: погулять по городу, посидеть в кафе, полазить по горе Гедимина, купить какую-то местную шмотку, привезти себе и друзьям большие караваи ржаного подового хлеба. Поезд от Минска шел 4 часа - в 6 утра выехал, в десять ты уже там, а в 8 вечера садишься на обратный поезд. Тогда половина жителей Вильнюса общались между собой на польском языке, что для меня было очень удобно, так как я его знал (по-русски они говорить не любили).

Приехали как-то мы с коллегой на завод топливной аппаратуры, там работал очень толковый инженер Левитанас, окончил наш минский политехнический. Он забронировал для нас гостиницу. Приходим туда, а портье, лысый мужик лет пятидесяти, говорит, что номер освободится только через час. Сидим, ждем. Тут к портье пришел знакомый. Похоже, они давно не виделись. И стал этот портье громко жаловаться на свое житье-бытье. По-польски. Ему и в голову не приходило, что эти русские могут его понять. Он рассказывал, что ему приходится работать сверхурочно, потому что эта курва, директор гостиницы, взяла по блату женщину с маленьким ребенком, который часто болеет. Приходится ее подменять. А сверхурочные ему не оплачивают. А к этой курве приходит любовник, начальник главка. Она его бесплатно кормит обедом и поит в ресторане, а потом они уходят в номер...

Когда он дал мне ключ от номера, я поблагодарил его по-польски. Глаза у него стали квадратными, но он ничего не сказал.

Про закусь

В 1963 году я впервые поехал в командировку в Москву. Гостиница "Заря" в районе ж/д станции "Большая окружная" (комната на четверых, с умывальником, туалет и душ прямо по коридору). В первом этаже столовая. В семь утра, как раз к открытию, зашел туда позавтракать. При столовой буфет. Тогда водка еще продавалась на разлив, а хлеб был в столовых бесплатным. Посреди каждого столика стояла тарелка с черным хлебом. К буфету подошел мужчина интеллигентной наружности. Заказал водку, от закуски отказался. Буфетчица налила ему 150 грамм в тонкий чайный стакан. Он, не торопясь, выпил, потом взял с подноса кусок черного хлеба, несколько секунд его нюхал, положил обратно на поднос и вышел.

Одна фраза

Мой старший товарищ, инженер-автомобилист, работал в 50-е годы прошлого века в Калининграде, специалисты из Минска там строили и оборудовали крупную автобазу. Жена и дочь его жили в Минске. На конец недели он и еще несколько сотрудников приезжали на машине в Минск. Ехали через Литву. На многие годы ему запомнилась литовская фраза: «Лабас, понас, ира самогонас?» — (Labas, ponas, yra samogonas? Здравствуйте, господин, самогонка есть?).

Как я опять начал курить

Было это году в 75-м. С группой сотрудников нашей лаборатории я отправился на сельхозработы, на уборку сена в Воложинский район Минской области. Сено мы заготавливали на болоте, поросшем мелким кустарником, километрах в трех от деревни, где мы были расквартированы. Утром нас забрасывали туда на тракторном прицепе, а к обеду мы возвращались пешком.

В один из дней часов в 11 вдруг стали собираться грозовые тучи. Мы кинулись сгребать сено в копны, и тут налетела гроза с градом. Укрыться было негде. Наша бригада из пяти человек не торопясь зашагала домой. Торопиться было незачем. Все равно мы промокли до нитки. Чтобы поднять настроение, я затянул песню.

Над рекой туман,

За рекой граница.

Тише, друг баян,

Что-то мне не спится.

Ребята подхватили, правда с неканоническим текстом.

Жди меня, моя Маруся

И гони гарелку,

Скоро я к тебе вернуся,

Поломаю ногу …

За полчаса мы добрались до деревни, мокрые и замерзшие, но бодрые. Мы с одним из парней квартировали в одной хате. Трое остальных — в другой. Дождь, тем временем, почти перестал. Когда мы переоделись в сухое, я подошел к хозяйке, дал ей денег и попросил, чтобы она зашла к магазинщице и купила для нас пару бутылок водки.