Она положила чищеные яйца к подножью и посоветовала:
– Ему б стопку налили!
– Да ты что! – обиделись братья. – Мы же не хороним. Мы лучше сами.
– Сами… С голосами. И что издумали?..
– Баба Катя, а прими немножко с нами. Оно вроде как праздник – человека спасли.
– А идите вы! – махнула она рукой.
И ушла.
И мы снова не успели разлить. Тамара Ивановна привела женщину неопределенного возраста и мальца лет десяти.
– Принимай! – объявила мне Тамара Ивановна. – Хочет отдать сына в пионеры.
Женщина послушно закивала головой, а малец стал ковырять ногой землю.
– Так ведь пионеры… того, – растерялся я.
– А у нас и галстук есть. Во!
Женщина вытащила из-за пазухи пионерский галстук. Это был хороший, правильный галстук. Если кто помнит, галстуки шили из разного материала: из шелка – они были нарядного, ярко-оранжевого цвета, и из сатина – страшненькие, мялись, закручивались и имели в красном цвете жутковатый лиловый оттенок.
У дамы обнаружился именно шелковый галстук.
Неожиданно на помощь пришли братья Трясучкины.
– А что? – сказал Волоха, ставя бутылку на место. – И примем вместе с дедушкой Лениным. Ты клятву-то знаешь?
– Не-а! – ответил малец, кося на бутылку.
– Тогда говори за мной. Я, юный пионер Советского… Тьфу! России, торжественно клянусь…
Малец, выпучив от изумления глаза на давно знакомого ему соседа, стал послушно повторять слово в слово.
Трясучкин перечислял все замечательные дела, которые должен исполнять примерный член пионерской организации. Паренек добросовестно дублировал. Его мамка беззвучно шевелила губами, Тамара Ивановна внимательно смотрела в сторону, вслушиваясь в слова.
– И не курить, – неожиданно вставила она.
– Не курить… – эхом откликнулся будущий пионер.
– И это еще… – выкрикнула его мать. – Чтоб не пил и не воровал.
– Так ты еще и?.. – удивился я.
– Это все она, – захныкал малец, показывая на мать. – Я просил, а она не налила.
– Ну и отлил бы себе, – возразила мать, – а то упер всю бутылку.
– Ладно тебе, Надька, – успокоила ее председатель. – Он больше не будет. Не будешь?
– Не-е-е-е!
– Торжественно клянусь! – снова вступил Трясучкин-старший.
– Торжественно… – заскулил пионер.
– Хоть бы до осени продержался, – вздохнула мать.
– А что осенью?
– Отец из тюрьмы вернется. Он хоть ремнем его наставит.
– Ты бы сама, Надька, вела себя посдержаннее, – посоветовала Тамара Ивановна, – и парень бы лучше был.
– Да я!..
– Ладно, ладно!
Мальцу повязали, наконец, галстук и показали, как отдавать рукой салют.
– Тамара Ивановна, а давайте-ка к нашему столу, – пригласил я председателя.
– Правильно, – пробасил пионер, – это дело надо обмыть.
– Кыш, козявка! – грозно прикрикнул Волоха. – Правда, Тамара Ивановна…
– Да я что… Гости дома ждут, – неуверенно произнесла председатель. – Я только ради них.
Она показала на мать и сына.
– Надо уважить! – поддержала мужиков Надька, боком двигаясь к столу.
Витюха быстро разлил бутылку.
– За него! – произнес он, поднимая стакан.
– За себя надо! – сказала Надька. – Ему – что?
– Давайте за всех! – предложил я.
– Будем! – подытожила Тамара Ивановна и, запрокинув голову, неспешно освободила стакан.
Ни один мускул на ее лице не дрогнул, выражая неприязнь к алкоголю. Она не стала закусывать, чуть облизнула языком губы.
– Все! Мы пойдем!
Она уверенно зашагала к калитке. За ней потянулись Надька.
Сразу после них притащился Егорыч. С неизменной противогазной сумкой на боку.
– Молодцы! – одобрил он. – Ладно сделали. Главное – на своем месте.
– Почему на своем? – поинтересовался я, ожидая услышать от краеведа забавную историю.
И не прогадал.
– Так ведь тут оно и случилось, – буднично сообщил Егорыч, оглядываясь по сторонам.
– Не бзди! – успокоили его Трясучкины. – Мы – могила!
– Он здесь был, – бесцветным голосом произнес Егорыч.
– Как же он здесь оказался? – проявил я недоверие.
– Ты про Разлив слышал?
– Как же!
– Это оно и есть.
– Ой ли?
– Точно, – подтвердил Волоха, – тут весной так разливается…
– А летом – мы разливаем! – хохотнул Трясучкин-младший. – Под ветлой на бугорке.
– Что же он здесь делал? – не стал противиться я натиску аборигенов.
– Ты про ГОЭЛРО знаешь? – продолжил Егорыч.
– … Плюс электрификация всей страны?…
– Вот! Здесь оно и родилось!
– Ты не прав. ГОЭЛРО появилось, потому что без электричества коммунизм не построишь.
– Почему?
– Коммунизм – это светлое будущее человечества.
– Ну?
– Светлое! А без электричества что? Днем – коммунизм, а ночью – опять первобытнообщинный строй?
– Ишь ты! – неодобрительно сморщился Егорыч. – Бойкий! А к ГОЭЛРО тут он подобрался. С утра.
– Что же послужило толчком к озарению?
– А то! Ночью пошел в сортир. Поскользнулся и упал.
– Очнулся – гипс?
– Не ерничай! – осадил меня краевед. – Он когда в избу вернулся, у него в кровати девка лежала. Наша, деревенская. Дитя от вождя захотела. Всю ночь кувыркались, а утром она ушмыгнула. Он ее даже не разглядел. Спрашивал – и никто не признался. А был бы свет!.. Вот тогда он про электричество и придумал.
– Запал, стало быть, на нее? – вмешался Волоха.
– Запал.
– Егорыч, – сказал я, – что же вы здесь для вождя мирового пролетариата бордель устроили?
– Добровольно она. И без денег.