Байки из роддома

– Так, интересно. – Данилов сделал очередной глоток. – А то все судачат, я а не в теме. Слушай, давно хотел спросить – а вот этот чайничек, в котором ты никогда не завариваешь чай, – это настоящая гжель? Не подделка?

– Настоящая, – подтвердила Елена, отправляя в рот первую дольку грейпфрута. – Подделок не держу. Так что у нас там с настроением?

– У тебя красивые губы. – Данилов пустил в ход самое действенное оружие. Сейчас он был готов даже к тому, чтобы внимательно выслушать лекцию о сравнительных достоинствах различных губных помад, лишь бы Елена не задавала вопросов.

– А почему только губы?! А классический нос, а огромные зеленые глаза, которые Маша Сойкина со зла назвала болотными? И зубы у меня такие, что не стыдно улыбнуться во весь рот! Дальше развивать тему, или ты все-таки расскажешь, что тебя тяготит?

– Да ничего не тяготит, – поморщился Данилов. – Просто ко всему привыкать надо, а у меня период адаптации затянулся. Хотя обстоятельства обнадеживают – место нормальное, работа нормальная, начальство вменяемое, и мудаков не больше, чем на той же «скорой». Все хорошо, и будет еще лучше. Чему ты улыбаешься?

– Да так, ничему. – Улыбка сразу же исчезла. – Чем больше я тебя узнаю, тем меньше я тебя знаю.

– Это закономерно, – успокоил Данилов. – Сей процесс называется звучным словом «агностицизм». Человек непознаваем, потому что он являет собой модель Вселенной в миниатюре или еще что-то в этом роде. В философии я не силен… Но понимать меня ты, надеюсь, не разучилась?

– Вроде нет.

– Сейчас проверим. Сможешь угадать, чего я сейчас хочу? – прищурился Данилов.

Не говоря ни слова, Елена встала, подошла к холодильнику, достала из него бутылку пива и поставила ее перед Даниловым.

– Угадала?

– Не совсем, – улыбнулся Данилов. – Я хочу феерических любовных безумств, хочу упоительной страсти и бурной взаимности. Я хочу праздника любви в водовороте серых будней.

– Твой пыл меня пугает! – Елена демонстративно отступила на два шага – больше не позволяли размеры кухни. – Экого ты в роддоме нахватался! Даже лексикон расширил – выучил слова «феерический», «упоительный» и «водоворот» и научился красиво их связывать. Скоро небось сонеты на дежурстве начнешь писать?

– Сонеты… – вздохнул Данилов, открывая вторую бутылку. – Сонетами там и не пахнет. Скорее – трагедиями. Сегодня, например, девчонка из окна выбросилась.

– Да ну? – всплеснула руками Елена. – Психоз? Насмерть?

– Непонятно, что с ней было, но насмерть. Ушла из отделения и на запасной лестнице выбросилась в окно. Не спонтанно, а обдуманно и намеренно – на батарею влезла, закрытое окно открыла и вылезла…

– Надо же… – Елена присела на край стола рядом с Даниловым и скрестила руки на груди. – А конфликтов в роддоме у нее не было?

– Нет. Поступила с улицы, молодая, более-менее ухоженная, но по сути – бомжиха. Ни дома, ни доку ментов, ни родственников-приятелей. Родила, немного оклемалась после родов, и вот…

Чтобы немного успокоиться, Данилов сделал несколько мелких глотков из бутылки, а затем продолжил:

– Что показательно – вот выбросилась из окна молодая женщина, ребенок сиротой остался… Я к этому ни с какой стороны не причастен, но грустно мне от подобных новостей становится, даже не грустно, а мрачно. Сразу мысли в голову начинают лезть – почему она так поступила? Что ее заставило? Неужели все было так плохо? Ну, ты понимаешь…

Елена молча кивнула.

– А все остальные… Как будто цветочный горшок из окна выпал. Непричастные радуются, что они тут ни при чем, а причастные думают, как бы им избежать последствий. И всем по большому счету на эту несчастную дуру наплевать. Вот это меня поражает. Хоть бы кто-то один сказал, жаль, мол, девку… или ребенку ее посочувствовал бы… Никто! Невольно начинаю подозревать, что я – сентиментальный идиот.

– Ты добрый, – улыбнулась Елена. – И совсем не идиот.

– Идиоты нередко бывают добрыми, – возразил Данилов. – Об этом еще Достоевский писал. Федор Михайлович. Только меня нельзя назвать добрым… Просто я умею отличать хорошее от плохого. Ты, конечно, можешь посмеяться над моими словами, но на «скорой» все было как-то иначе. Когда я в общаге по балде получил, так меня навещали, мне сочувствовали, кое-кто даже деньгами пытался помочь… Я чувствовал, что вокруг меня – люди! Конечно, люди бывают разными, взять того же Бондаря – ему все трын-трава…

– Ой, я же не рассказала тебе про Бондаря! – вспомнила Елена. – Он подал заявление по собственному. Уходит в мануальные терапевты. Сказал, что устал сутками мотаться на машине по всяким ханы гам, и вообще, пора ему зарабатывать деньги.

– А он разве мануальщик? – удивился Данилов. – Никогда не слышал. А уж Витя не из тех, кто замалчивает свои таланты.

– Да он сам небось себе корочки напечатал на цветном принтере. Чего еще можно ожидать от Бондаря? – пренебрежительно махнула рукой Елена. – Ну и черт с ним. Лично я очень довольна, что он уходит. Воздух на подстанции чище станет и проблем меньше.

Теперь уже Елене захотелось увести разговор в сторону.