Данилов давно заметил, что с подстраховкой рабочий день выдается самым обычным, без срывов, потрясений, срочных операций, затянувшихся родов и прочих поводов для задержки на работе. Если же страховать некому – все получается наоборот. Как ни старайся – раньше восьми вечера с работы уйти не получится.
На утренней конференции, после обсуждения всех внутренних дел взяла слово главный врач.
– Очередной скандал, доктора! – оповестила она собравшихся. – На этот раз отличился родильный дом при сто шестьдесят седьмой больнице!
Сидящие в зале заинтересованно умолкли. Сто шестьдесят седьмая больница когда-то считалась образцово-показательной и до сих пор гордилась былой славой.
Правда, Данилов в отношении этой больницы не обольщался после того, как около пяти лет тому назад одному из сослуживцев его матери, учителю физкультуры, там перелили кровь другой группы. Отличившийся врач-реаниматолог не только допустил вопиющую халатность, но и далеко не сразу обратил внимание на ухудшение состояния пациента.
В результате тридцатисемилетний мужчина выжил, но стал инвалидом второй группы. Что было с врачом, Данилов не знал – мать об этом не рассказывала.
Врачебные ошибки бывают разные – за некоторые осуждать нельзя, а за некоторые надо сразу судить. Переливание несовместимой крови относится как раз к тем случаям, когда виновные непременно должны быть наказаны.
– Роженицу, первородящую, со схватками, доставленную по «скорой» в приемное отделение роддома, отправили домой. Повторяю – со схватками! – Ксения Дмитриевна возвысила голос. – После осмотра врача! Та вернулась домой на такси и через час снова вызвала «скорую». Ее доставили в двадцать шестой роддом, где она через три часа родила! Непонятно – то ли на приеме сидел идиот, то ли просто вредитель. В департамент поступило сразу два сигнала – жалоба от мужа роженицы и докладная от руководства «скорой помощи». Можете представить себе, что теперь будет.
– Ничего не будет! – крикнул с места Клюквин.
– Почему? – удивилась главный врач и потребовала: – Обоснуйте, Анатолий Николаевич!
– Потому что главный врач сто шестьдесят седьмой больницы дружит с руководителем нашего департамента! – пояснил Клюквин. – Дадут выговор тому доктору, который на приеме сидел, – вот и все.
Клюквин привык говорить правду, невзирая на лица и ситуации. Если бы на «пятиминутке» присутствовал сам директор столичного Департамента здравоохранения Целышевский, Клюквин высказался бы куда резче.
Зал оживился и включился в обсуждение; кто-то соглашался с Клюквиным, кто-то – нет.
– Давайте не будем затягивать! – Ксения Дмитриевна постучала по столу, призывая подчиненных к порядку. – Я рассказала вам это не для обсуждения вопроса о том, с кем дружит Целышевский и с кем он не дружит. Я просто хочу еще раз напомнить всем прописную истину, которая гласит, что лучше десять раз необоснованно госпитализировать, чем один раз необоснованно отказать в госпитализации! Разве я когда-то наказывала кого-нибудь за перестраховку? В нашем деле всегда лучше перестраховаться! Вы меня поняли? Спасибо, все свободны.
Две операции, срочный (и совершенно не по делу) вызов в обсервационное отделение – вот и день прошел. В четверть пятого Данилов вышел из ворот роддома и зашагал к остановке. Времени было с избытком – можно даже ненадолго зайти домой.
Дома за уроками скучал Никита.
– Как зовут твою классную руководительницу? – Данилов еще вчера хотел спросить, но потом зачитался своим «Вестником» и забыл.
– Кочерга, – машинально ответил Никита, но тут же поправился: – Валентина Антоновна.
– А фамилия, наверное, Кочергина? – предположил Данилов.
– Кочеринская. И она дура. – Никита снова уткнулся в тетрадку. – Имейте в виду.
– Мне не привыкать общаться с дураками, – заверил его Данилов.
– Так вы же не психиатр.
– Я врач, и этим все сказано. – Данилов ушел в спальню.
Он достал из футляра скрипку, но сразу вернул ее обратно. Не стоит отвлекать ребенка от занятий. Тем более что времени оставалось мало, а обрывать игру Данилов не любил. Лучше было не начинать.
Никита и Елена нисколько не преувеличивали, когда называли дурой классную руководительницу Валентину Антоновну. Явный переизбыток макияжа в сочетании с укороченной «по самое никуда юбкой», блестящими колготками и розовыми туфлями, украшенными кокетливыми бантиками, Данилов еще мог списать на отсутствие вкуса. Однако стоило только Валентине Антоновне открыть рот, как сразу становилось ясно, что умом она не блещет.
– Вы настоящий отец Никиты или гражданский? – уточнила Валентина Антоновна, знакомясь с Даниловым.
Данилов с большим трудом удержался от смеха.
– Единственный, – стараясь быть вежливым, ответил он.
По старой школярской привычке он сел за самую заднюю парту, рядом с приветливо улыбнувшейся ему брюнеткой бальзаковского возраста и бальзаковской же комплекции.
– Вы чей папа? – поинтересовалась соседка.
– Никиты Новицкого, – ответил Данилов.
– А я – мама Кристины Галкиной.
– Я тут никого не знаю, – признался Данилов. – Но если уж знакомиться, то лучше по именам. Меня Владимиром зовут.