В силу крепости родственных связей, имеющих место среди жителей Кавказа, родственники обязательно приезжали проведать свое чадо, призванное служить в Красную Армию. При этом приезжали на нескольких машинах, привозя с собой всех, кого только можно, включая полусумасшедшую бабушку и парализованного дедушку. Видимо, полагая, что сам факт их приезда должен быть праздником для воинской части, приезжали они не только в выходные дни, но и в будни. Еще до обеда повисали они на воротах КПП, пытаясь в щелку разглядеть свое ненаглядное дитя. Наряд по КПП, конечно, звонил в роту и сообщал, что к Оганесяну из взвода связи родители приехали. Если мог, Оганесян на перерыве прибегал на КПП, спешно целовал родственников и снова убегал «учиться военному делу».
В обед он снова прибегал, сообщал фамилию взводного и опять убегал, поскольку этот самый взводный жестко контролировал его присутствие на занятиях и других мероприятиях, определенных воинским распорядком. После обеда по дороге домой Саню ловили родственники и начинали уговаривать отпустить «Нащ Овик к бабушке. Бабущка ста-арий. В гостиница сиди-ит». Косинцев был непреклонен: «Кто? Оганесян? Да он же разгильдяй, каких мало! В увольнение? Забудьте. Ему вообще место на гауптвахте!». Родственники после таких откровений падали в обморок, а Шура шел домой спать.
После обеда он снова попадал в засаду из родственников своего солдата. Тут начинали его уговаривать и предлагать взятки. Шура картинно зверел:
— Взятку? Мне, русскому офицеру?
Родственники пугались, переходили на шепот:
— Какой взятка? Какой? Ти нэ панимаэшь, это уважение!
— Нет! — рявкал на родственников Косинцев и исчезал на территории части.
После ужина он отпускал солдата ненадолго на КПП к родственникам пообщаться. Родственники, доведенные его непреклонностью до отчаяния, снова ловили Саню на КПП и снова начинались уговоры. При этом уже упор делался на то, что «пусть только товарищ лейтенант отпустит Овик. Ми ему обязател-но все расскажим, как тепер слюжит нада». Саня, немного поломавшись, доставал из кармана увольнительную на Оганесяна. При этом вернуться ему надо было в часть к вечерней поверке, то есть примерно к половине десятого. И это в то время, когда на часах было уже полвосьмого. Родственники снова начинали уговоры «строгого начальника». Саня сопротивлялся, но согласно сценарию в конце концов сдавался, говоря традиционно: «Сердце у меня материнское!». На основании новой увольнительной солдату предписывалось придти в часть к утреннему осмотру.
Завершив «разводку» родственников, как теперь говорят, Саня не спеша шел домой. Дома он засекал время и говорил:
— Максимум пятнадцать минут!
Я спорил:
— Не успеет! Двадцать.
— Пусть только попробует.
Минут через десять раздавался стук в дверь.
— Иди, открой, — посылал меня мой друг. Я подходил и через дверь спрашивал:
— Кто?
— Лейтенант Косинцев здесь живет?
— Саня, к тебе!
На пороге обычно стоял пакет, из-под которого видны были только солдатские ноги.
Выходил «строгий лейтенант»:
— Что тебе, Оганесян?
— Это, тут папа просиль передать, — мямлил солдат.
— Что, опять взятка? — картинно возмущался Косинцев.
— Нэт, не взятка. Так, туда-сюда, покущать.
— Что здесь? — рявкал строго мой друг.
— Я не знаю, мама заворачиваль, — пугался солдат.
— Ну, ладно, — великодушно вздыхал Саня, забирая пакет, — матерей надо уважать.
Обычно при вскрытии пакета мы обнаруживали пару жареных кур, армянский лаваш, «зелень-ме-лень», «сыр-пендыр», бастурму и непременно пару бутылок классного армянского коньяка типа «Ахта-мар», «Двин» или «Наири». «Арарат» был в самом дешевом раскладе. Коньяк был действительно экстракласса. То, что сейчас лежит на полках наших магазинов и называется «армянским коньяком», на самом деле армянским коньяком не является. Даже близко не стоял.
Саня обычно вожделенно хлопал в ладоши и, потирая их, провозглашал:
— Вечер армянской кухни объявляю открытым!
Для встречи справа!
Лагодехи — маленький городок, расположенный в Восточной Грузии, точнее, в Кахетии. А еще точнее, в Алазанской долине. Когда едешь на автобусе из Тбилиси, на подъезде к конечному пункту все чаще встречаются такие греющие душу названия населенных пунктов, как Цинандали, Вазисубани, Гореджи, Гелати. Местечко находится в предгорий отрога Главного Кавказского хребта с мелодичным названием «Кавкасиони» и, по сути, расположено на склоне.
Над ним нависают горы, поросшие лесом, за ними видны заснеженные вершины. Красота, от которой захватывает дух. Воздух — хоть на хлеб намазывай. Кажется, жил бы здесь и жил. Но проходит месяца два-три и от первого впечатления не остается и следа. Все описанное выше становится рутинно привычным. Зато отсутствие элементарно приемлемых бытовых условий и доступного женского пола начинает давить на психику. После службы единственное развлечение — вино, а для более продвинутых любителей — чача. Но ведь просто пить скучно. Энергия молодого организма требует выхода. У меня и моего друга Сани Косинцева она вырывалась наружу в виде шалостей, проказ и откровенно хулиганских выходок.