Байки под хмельком

Порой в саду так укушивались, что Пантелей на своем стареньком «Москвиче» развозил клиентов по домам. А однажды с девицами приперлись, выпили как следует и давай в полуобнаженном состоянии фотоаппаратом щелкать. После вакханалии разбрелись со своими дамами по домам, а фотоаппаратик в саду и забыли. Пантелей пленочку-то и проявил на досуге. Снимки — хоть в «Плейбой» посылай.

Ни разу милиции не удалось поймать Пантелея на месте преступления. Ни когда гнал, ни когда продавал. Но беда все-таки пришла.

Как-то в очередной раз нажрались милиционеры в саду и забыли зачем пришли. Не сообщили Пантелею о готовящемся рейде. По утру нагрянула милицейская облава и застала самогонный аппарат в рабочем состоянии. Из погреба вытащили во двор три ящика отборной самогонки. От счастья, что удалось поймать самого злостного самогонщика, стали тут же акт составлять о нарушении законности.

— Ну, что Пантелей, сколько ниточке не виться… Словом, собирай манатки — срок получишь.

Обидно Пантелею стало, что два его осведомителя накануне ели, пили, веселились, а о деле сказать не удосужились. Тут и пришла ему в голову сумасшедшая идея.

— А не хотите ли, граждане оперативники, взглянуть на компромат? — спросил Пантелей.

— Какой у тебя ещё может быть компромат? — развеселились милиционеры. — На кого?

— На вас, граждане оперативники. На вас…

— Ну показывай, показывай, — ещё сильнее рассмеялись блюстители закона.

Слетал Пантелей в дом, вытащил из комода фотографии и подает милиционерам.

— Полюбуйтесь, как ваше доблестное войско в окружении девиц легкого поведения у меня в саду мою же самогонку трескает…

Полистал главный оперативник фотографии и только присвистнул:

— Откуда у тебя, враг народа, эти снимки? Да ты знаешь, что мы с тобой сделаем?

— А я попрошу своего сына дубликаты этих снимков в «Плейбой» и в центральную газету послать, — нисколько не испугавшись парировал самогонщик. — Я свою получу, но и ваша контора мировую славу приобретет.

Такой оборот дела, конечно, не понравился представителям карающих органов, ну и начался торг. Пантелей отдает все пленки и фотографии, а ему в замен, свободу. Аппарат тут же уничтожили, самогонку по грядкам разлили, акт о задержании и привлечении порвали на мелкие кусочки, а Пантелей отдал свой компромат. На том истории бы и закончиться. Но вышел президентский указ, в котором отныне запрещалось карать частных производителей зеленого змия. И Пантелей заказал на местном насосном заводе новый агрегат для производства этой самой…

А тех двоих из рядов доблестной милиции все-таки уволили. Говорят, за аморалку…

1997 г.

О чем поет под крылом самолета…

Бригадир овощеводов совхоза «Заря» Евдокимыч вынул из родника последнюю бутылку водки. Лихо сбил пробку, разлил по стаканам и, отмахнувшись от кровожадных комаров, в который раз произнес свой неизменный тост:

— Эх, пей не робей, а как выпьешь не жалей!

Мы чокнулись, выпили, захрустели малосольными огурчиками, с грустью поглядывая на пустую бутылку, которая заняла место рядом со своими тремя сестрицами-близняшками. Вечер был бесподобный, разговор задушевный и душа, естественно, требовала продолжения праздника.

— Может быть, ради дорогого гостя заглянем в карманы, да ещё на одну наберем? — оглядел членов своей бригады Евдокимыч.

Все, как по команде, стали шарить по карманам. И в кепку бригадира полетела железная мелочевка. Я тоже похлопал по карманам, показывая, что кроме обратного билета на поезд, в них ничего не было.

— Восемнадцать рубликов, — поджал губы Евдокимыч и почему-то добавил, — Ровно столько, сколько я получаю за два рабочих дня. А водка в нашем коммерческом магазинчике стоит двадцать пять.

— А может быть она тебе в долг даст, Евдокимыч? — безнадежным голосом спросил совсем ещё молодой овощевод Коля.

Бригадир в ответ лишь махнул рукой, мол, как же даст! Догонит и ещё раз даст! Наступило тягостное молчание. Но все трое членов бригады то и дело умоляюще бросали взгляды в сторону тракториста Михалыча — мужика лет сорока пяти, который за все время нашего застолья тихо сидел около костра, подбрасывал палки в огонь и лишь иногда подавал короткие реплики. Наконец, Евдокимыч не выдержал:

— Михалыч, может выручишь, по-шустрому слетаешь к Кабанихе в Микулино? Пока совсем не стемнело.

За время своей командировки я успел объездить весь район и знал, что от «Зари» до Микулино не меньше восьми верст. Тоскливо поглядел на «Беларусь» с тележкой, в которой на реку нас доставил Михалыч и в уме прикинул: если Михалыч и согласится «слетать» в Микулино, то вернется обратно не раньше чем через полтора часа.

— Сами знаете, что пьяный за рулем преступник.

— Да ладно тебе, Михалыч. На прошлой неделе корову-то свою летал искать. А сейчас общественный интерес соблюсти не хочешь. Слетай, не выкобенивайся. На восемнадцать рублей Кабаниха тебе пару бутылочек самогона продаст. А это, считай — три сорокаградусной водки будет.

Михалыч, видимо, согласившись, отчаянно махнул рукой, поднялся и кивнул в сторону молодого Кольки.

— Пошли пропеллер крутанешь.