Байки под хмельком

«Жигулевское» показалось не совсем свежим. Чтобы добавить крепости, пришлось купить в коммерческом киоске чекушку «Русской». Разбавили в меру, как положено. Вот с того момента Митрич и оказался от Синюхина по правую руку.

Четко чеканя шаг — Митрич к этому моменту настроился — вошли в метро, без проблем миновали старуху-контролершу, дежурного мента и запрыгнули на эскалатор. Митрич по дороге вниз сидел на ступеньке. Вышли к поездам Митрич все ещё держался молодцом с правой стороны. А когда Синюхин проснулся на Щелковской — Митрича ни справа ни слева уже не было. Дела!

Друга в беде может оставить только отпетый подлец. Синюхин подлецом себя никогда не считал. Еще раз собрался с мыслями, просчитал все ходы от заводской проходной до входа в метро и решил вернуться на «Электрозаводскую». К этому моменту он себя уже считал совершенно трезвым.

На «Электрозаводской» подрулил к толстой тетке в черном форменном костюме и в красной шапочке.

— Извините, сказал, — вот полчаса назад где-то здесь товарища потерял. Где теперь его искать?

У красной шапочки вздрогнули ноздри, как у беговой лошади, она смерила Синюхина натренированным взглядом и презрительно ответила:

— Разве что в бюро находок.

— Извините, — показывая в себе человека интеллигентного и мысленно упрекая себя за недогадливость, снова обратился Синюхин к работнице метрополитена, — А где находится это бюро находок?

Тетка хохотнула:

— Наше — на Комсомольской. А на верху — в каждом районе.

Синюхин поехал на Комсомольскую. Отыскал дверь с табличкой «Бюро находок», негромко постучал и вошел.

— Вам чего, гражданин? Зонтик потеряли или ещё что?

— Какой зонтик! — отчаянно махнул рукой Синюхин, — Я друга потерял. Бригадира.

Женщина бальзаковского возраста в недоумении поджала губы:

— Ну и что вы хотите?

— Как что? Хотел бы у вас узнать — Митрич не находился?

— Митрич — это ваш друг значит?

— Да. Полозков Иван Дмитриевич.

— Бригадир вдобавок…

— Он самый.

— В метро потерялся, бедный.

— По-моему на «Электрозаводской».

— Так вам, милый, его не здесь надо искать, а в вытрезвителе.

— В каком вытрезвителе? Мне красная шапочка, то есть ваша работница, посоветовала сюда обратиться.

Работница «бюро находок» грустно улыбнулась:

— Бедные, где же вы все так набираетесь! Как вас только жены терпят!

— Ну вот что! — осерчал Синюхин, — Про жен мы как-нибудь в другой раз поговорим. А сейчас вы мне прямо скажите: поступал к вам Митрич или не поступал? В сером пиджаке, рубаха в синюю клетку…

Женщина, о чем-то раздумывая, несколько секунд с печалью смотрела в глаза Синюхину. Потом угрожающе прошипела:

— Вот ведь сейчас вызову милицию, а через полчаса уже будешь рядом со своим бригадиром.

— Где он?

— Ну что вызывать?

— Я без Митрича отсюда никуда не уйду.

Синюхин что было силы хряснул рабочим кулаком по барьеру, за которым находилась женщина бальзаковского возраста.

— Хам! — вздохнула женщина и придвинула к себе телефонный аппарат, Алле, дежурный…

Митрич, мирно посапывая, в одних трусах занимал крайний топчан в углу суточно-принудительного профилактория. Синюхин поднял с полу упавшую простынь и заботливо накрыл волосатое тело. Затем, растолкав на соседней лежанке какого-то мужика с недельной щетиной на лице, посоветовал ему найти другое место. Подложил руки под голову, лег на спину, остановил взгляд на тусклом свете лампочки и, засыпая подумал: «Вот тебе, Митрич, и бюро находок…»

2000 г.

Похмелье — штука тонкая

С тех пор, как человечество придумало хмельное питье, оно познакомилось и с похмельем — отвратительной расплатой за пьяные излишества, при котором и голова разламывается от боли, и тошнота подступает, руки-ноги дрожат, а во рту — как это буквально все народы, словно сговорившись, называют — будто кошки нагадили! Потому и спешила пьющая братия во все времена поскорее подлечиться, «поправиться».

В стремлении к хорошему самочувствию все очень быстро узнали, что если выпить ещё бражки или калгановой, пивка, благородного шампанского или вовсе портвейну «три семерки» употребить стаканчик-другой, то похмелье как рукой снимает. Недаром В. И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» так прямо и указывает: «Похмеляться — запивать пьянство, пить несколько, для поправления болезненного состояния. Похмелье — питье после пьянства, продолжение его».

Историки и ученые утверждают, что впервые похмельем стали страдать любители чрезмерного употребления кваса. Правда и квас тот был не простой, а с содержанием алкоголя. Тогда его называли «неисполненным». Первых выпивох, перебравших «неисполненного», наутро мучило специфическое заболевание — «язя квасная», что в переводе с древнерусского означало «квасная боль». Боль, надо заметить, была не сердечная и не желудочная, а именно головная.