Байки с Лубянки

Короче, приезжает коллега на Белорусский вокзал в семь пятнадцать и голову ломает: «Куда ехать? На Лубянку? Да там, небось, уже никого нет. Начальникам не объяснишь опоздание, претензии у них будут не к министру МПС, а ко мне. Так что по башке получу обязательно. А что, если сразу в адрес? Опоздаю, может, чуть-чуть, да ребята без меня там шмон начнут, не страшно!»

Короче, отправился опер в адрес, к клиенту. Если бы он знал, чем это решение обернется!

* * *

Надо сказать, что клиент достался редкий, ну, забулдыга натуральный, хоть и человек с положением в обществе, вроде бы серьезный. Во всяком случае, преступление совершил крупное, государственный секрет врагам открыл.

Этот объект накануне что-то отмечал в «Метрополе», может, гонорар свой предательский пропивал, только всю ночь без меры предавался возлияниям и лег спать около пяти утра.

В общем, спит, а тут звонок, человек с Лубянки прикатил, жаждет встречи с коллегами, которые, по расчетам нашего чекиста, уже вовсю обыск и выемку проводят.

Вот тут-то нашему оперу судьба подставила подножку…

* * *

В то утро на Лубянке случилась жуткая суматоха. Не помню, что произошло, но, когда наш чекист звонил в дверь спящего клиента, бригада еще и не выезжала. То ли печать забыли, то ли фамилию в постановлении перепутали…

Итак, все бегают, ругаются, начальство рычит — обстановочка еще та!

А наш опоздавший опер, не подозревая худого, уже на кнопку звонка давит и давит, уверен, что опергруппа уже давно тут делом занимается.

Но дверь почему-то не открывается, и чекист уже не знает, что делать. Пришла мысль: « Наверное, хозяина повязали и в Лефортовский изолятор отвезли. Опоздал я бездарно! Эх, пропала моя головушка!»

Уже собрался уходить, да вдруг за дверью послышались шорохи, шарканье шагов, глухое покашливание, вопрос: — Кто тут? Автоматически последовал классический ответ:

— Почта!

Замок отомкнулся, дверь открылась. Чекист остолбенел. Если бы он увидал кикимору болотную, то поразился бы меньше.

На пороге стоял красочный персонаж: рожа небритая, майка задом наперед надета, трусы семейные в звездочку до колен, алкогольный запах в ноздрю шибает.

— Чего тебе? — дыхнула рожа перегаром. — Чего людям спать не даешь?

Опер тут же понял, что «наших нету». Форс-мажор полный. Вляпался по уши, но отступать некуда. Надо как-то выкручиваться.

Выдавил из себя:

— Вы товарищ Иванов будете?

— Ну, Иванов я. А ты кто? — спрашивает клиент. А сам вид имеет дикий, не поймет, на том он свете или еще на этом.

— Кто — я?

— Ну, ну, кто ты и чего приперся?

Закрутились мысли в голове, помогла профессиональная смекалка, осенило опера: мужик в таком состоянии, что всему поверит. К примеру, скажи: присудили тебе Нобелевскую премию и сейчас мешок с валютой привезут, — поверит!

Эта мысль согрела опера, сообщила смелость мысли, отправила в творческий полет. У него созрел план беседы.

— Почтальон я, — повторяет опер. — К вам, дорогой товарищ Иванов, пришел. С новостями, так сказать. — А сам лихорадочно думает, как дальше лепить горбатого и что говорить.

Хозяин головой помотал, чтобы мозги на место поставить, и рукой махнул:

— А, с новостями! Ну, почтальон, тогда проходи сюда, на кухню! Садись на табуретку. Только на хрена мне твои новости, лучше бы бутылку принес.

Вошел опер и продолжает лихорадочно соображать: что дальше делать?

А клиент прямо из-под крана воду хлещет. Трубы, видно, горят. Попил, вздохнул, видно, что чуток полегчало.

— Ты кто, говоришь, а? — снова спрашивает ничего не соображающий клиент.

— Почтальон, — стойко держится легенды опер. Уходить теперь нельзя, к телефону хозяина подпускать — тоже нельзя. Короче, «всех впускать, никого не выпускать». Трудное положение!

Клиент вдруг плачущим голосом говорит:

— Почтальон, дорогой человек! Сбегай за бутылкой, а? Держи червонец, сдачу себе возьми. Уж очень на душе муторно! Будь человеком, а?

— Еще одиннадцати часов нет, водку не продают, — нашелся опер.

— Ты, дорогой, с заднего хода, Клавку спроси, скажи, что от инженера Иванова пришел, она тебе вынесет. Я ей недавно мебельный гарнитур румынский доставал. Скажешь, что от меня, она тебе даст все, что захочешь.

— Никак не могу, дорогой товарищ Иванов! Я, так сказать, при исполнении и прочее.

Клиент моментально рассвирепел:

— Ну так исполняй и проваливай! Я сам в магазин сползаю, мне Клавка в любое время отпускает. А ты-то за каким хреном сюда приперся, а?

— Для вас, товарищ Иванов, есть телеграмма.

— Так давай, — протягивает руку, — и чеши отсюда!

Опер продолжает сочинять:

— Я, видите ли, всего лишь младший почтальон. У нас с этой недели, по постановлению Совета министров, новая форма обслуживания. Сначала младший почтальон приходит, предупреждает клиента, чтоб тот морально мог подготовиться. Мало ли чего в телеграмме? Может, дальний родственник денег в долг просит, а может, еще хуже — теща сообщает о своем приезде. Потом вскоре старший почтальон телеграмму приносит и под расписку торжественно вручает. Тут я иду как понятой, простите, то есть как свидетель. Это называется забота Коммунистической партии и правительства о советском человеке.