«Морской», потому как прибой, бьющий Слона в пятую точку мощными зарядами соленой влаги, отметал любую возможность представить себя танкистом или, допустим, мотострелком где-нибудь в песках Кушки. А с «немирными» – потому как выпивший Слон в восьми случаях из десяти откатывался воспоминаниями к своей боевой юности, и тогда его персональный пес войны крепко седлал разум, громко гикая и пришпоривая мозг Слона, принуждая бедолагу воевать даже там, где можно было бы просто поспать. В общем, судя по всему, привиделась Слону картина, в которой ему, славному вояке в черном берете и коротких полусапожках, туго перетянутому портупейным ремнем и блистающему треугольником черно-белого «тельника» на бочкообразной груди, целый генерал-полковник КГБ, почему-то ставший министром обороны, отдал приказ на завоевание мира. И начать почему-то приказал именно с Ганы. «Не подведи, говорит, Эдвард Иванович! Нам, говорит, теперь мировое господство ой как нужно и необходимо! На тебя только, говорит, и понадеяться можем». Говорит, а сам Слона по спине отечески похлопывает, добрыми глазами и широкой улыбкой его в атаку препровождая. И так эта картина военизированный мозг Слона возбудила и обрадовала, что он в дополнение к довольному похрюкиванию вползающего на берег десантника добавил урчание дизельного двигателя БМП‐1 и даже начал береговые маневры с уклонением от обстрелов устраивать. То есть зигзагами по мокрому песку ползать и каким-то странным образом одновременно со звуками двигательной установки на двух языках выдавать предложения противнику немедленно сдаться.
Дмитрий же, восседая на стволе упавшей пальмы, будучи человеком сугубо мирным, это развертывание военной операции наблюдал чисто из эстетических соображений и еще потому, что одному выпивать было не с руки, а Слон захватом мира был занят. Два вопроса особенно беспокоили Диму: сдадутся или не сдадутся? И на сколько еще хватит солярки в БМП? Однако запас топлива все никак не иссякал, а сдаваться никто особо желания не выказывал, и картину захвата побережья Западной Африки силами выделенной группы штурмовиков морского базирования Дмитрию наблюдать надоело. Он предложил Слону закрепить успешное развитие операции сотней грамм «фронтовых», протягивая боевой машине и сами сто грамм, и жареную гузку индейки для закуски. Приняв стакан в натруженные гусеницы, боевая машина по имени Слон уведомила всех, что «после первой не закусываю», и проинтегрировала в себя предложенную сотню грамм, удовлетворенно крякнув и утерев нос кулаком. Гузку Дмитрий задумчиво сжевал сам. В итоге очень скоро к Слону также пришли вертолеты, и планы оперативного захвата прибрежного плацдарма пришлось оставить до лучших времен.