Байки служивых людей

— Где, простите, вы, Владимир, служили? — поинтересовался Качевский, аккуратно накалывая на вилку маринованный грибочек.

Володя гордо поднял подбородок и ответил:

— На театре, Сергей Всеволодович, на театре... Вы слышали такое слово?

— А... да, да. Театр умер, — сказал Качевский, хлопнул рюмку водки и закусил грибком. На его лице была написана скорбь.

— Возможно, но зато театральные крысы, .называемые также критиками, живы. Так вот... когда я служил на театре, не буду уточнять, какой «театр я имею в виду, он слишком известен, — так вот, устав от больших и серьезных ролей...

— Как то: Гамлет, — вставил Качевский, — король Лир и Чебурашка.

— ...и серьезных ролей, я попросился у режиссера, имени которого я опять же упоминать не буду — оно слишком известно...

— Не Пупкин ли Пердалион Иваныч? — поинтересовался критик.

— ...оно слишком известно, чтобы трепать его, я попросился отдохнуть. Съездить с ребятами на «выезд», в глубинку. В Новгородскую губернию куда-нибудь. Где белые лежат снега, где сугробы, и воздух звенит от тишины. А ели стоят...

— С похмелья у некоторых... э-э-э... актеров... в голове, бывает, действительно звенит.

— ...а ели стоят неподвижные. Лапы в снегу... Долго уговаривал режиссера. Он меня, разумеется, не отпускал. Играть-то, сами понимаете, некому... Но все же уговорил. Включили меня в труппу выездную. А труппы на «выезд» сколачивали небольшие: пяток актеров, монтировщик, он же осветитель и радист, и администратор — она же костюмер. Таким образом экономили на суточных. Правда, нам доплачивали по полставки за совмещение.

Великий критик вздохнул и сказал негромко, но так, что услышали; все:

— Боже! А кто же зрителю доплатит за пытку смотреть весь этот... э-э-э... кошмар?

Он скорбно покачал головой и налил себе рюмку водки. Соболин замер на миг, но потом продолжил:

— На выезд мы выбрали классику, «Кота в сапогах». Потому что в этом спектакле можно обойтись минимумом актеров и декораций. В общем, собрались и поехали. Но сначала вышла некоторая заминка с погрузкой в поезд... Состав отходил с Московского вокзала, а театр наш находился совсем рядом. Поэтому в голове нашей администраторши созрел гениальный план: отправиться на вокзал, нанять носильщика и подвезти все наше барахлишко прямо к вагону. Декораций и бутафории хоть и немного, но тем не менее набралось: костюмы и разборные конструкции, превращающиеся на сцене то в плетень, то в шалаш Жака в лесу, в трон, в скамью, в дерево и т. д. На театральном жаргоне такие конструкции называются «дрова»... «Дров» набралось прилично плюс две огромные алюминиевые кастрюли. Мы в них барахлишко сложили, а по ходу дела они в спектакле играли роль котлов: в них кровожадный Людоед пытался сварить несчастного Жака.

Итак, администраторша ушла за носильщиком, труппа сидит ждет. Полчаса до отхода поезда, двадцать минут... десять... Нет администраторши! Беда. Наконец она прибегает, вся в слезах. «Ну что? Где носильщик?» — «Не хотят везти... заряжают бешеные деньги». И мы помчались. Прохожие на Лиговке смотрели на нас, навьюченных «дровами», кастрюлями, сумками, с некоторым, мягко говоря, изумлением.

— Разумеется! — сказал с иронией Качевский. — Увидеть великого Соболина... э-э-э... с алюминиевой кастрюлей в руках... Фантастика!

— Настоящий актер, — ответил с достоинством Володя, — не боится никакого труда и даже унижения... Он служит Театру. Околотеатральным крысам, именуемым критиками, этого никогда не понять... Им бы только водку жрать да... (Володя .быстро опрокинул в рот свою рюмку, а потом и рюмку соседа) да исходить злобой от своей творческой импотенции. Итак, мы приехали в Новгород Великий. Там нас встретил автобус Новгородской филармонии...

— А также толпы ликующих... э-э-э... поклонников... э-э-э... телевидение.

— ...который и доставил нас в небольшой сельский клуб, где артистов с восторгом приветствовали дети. О, эти замечательные сельские дети, они так редко имеют возможность соприкоснуться с миром искусства! О, как они были нам рады!

Критик Сергей Всеволодович Качевский поперхнулся водкой.