Байки со «скорой», или Пасынки Гиппократа

Аж на трех страницах доченька живописала, как я матушку ее от смерти героически спасла. И как по лестнице болезную на себе тащила, и как в машине жизни не щадя о ней заботилась. И теперь меня за это всё медалью нужно срочно наградить, а лучше — сразу орденом.

Понятно, что дочурка так себе соломки подстилала. От греха: а вдруг скандал какой, вдруг кто–нибудь эту историю всерьез раскапывать начнет? А маму–то она еще не доморила!

Но вот что интересно. Примерно в то же время получила я подряд еще четыре благодарности. Не поленились пациенты лично до начальства моего дойти и едва не в пояс мне заочно поклониться. До того мои достоинства душевные и прочие красиво расписали, что начальство на меня коситься начало.

И, между прочим, правильно.

Потому что, честно говоря, в трех случаях из четырех была я с пациентами — ну очень мягко говоря — строга. То есть не лечила, а воспитывала. Матерно.

Как видите — отлично помогло.

Не иначе как тоска по твердой руке наших граждан массово замучила.

Меня им в президентах не хватает.

Издержки человеколюбия

Квартирный вопрос, как справедливо было сказано, людей только испортил, но милосердие всё еще стучится в их сердца…

Это хорошо, конечно, что стучится, но всё–таки не стоит забывать, что добрые дела по нашим временам редко остаются безнаказанными.

Но ведь у нас же как: ежели кому чего втемяшится…

В общем, если кто–то вдруг у нас добро затеет учинять — никому, поверьте, мало не покажется.

Позвонила нам на «неотложную» старушка. Ладно на свою бы жизнь болезную поплакаться, как все, так ведь нет: — ее чужая озаботила. И даже не одна, а сразу две: спасайте–приезжайте, говорит, у нас на лестнице у мусоропровода два бомжа, мол, помирать устроились.

Помирать так помирать, не впервой, случается. Понятно, что бомжи каким–то суррогатом траванулись. Ситуация житейская насквозь, но мы–то здесь, что утешает, ни

С ними–то уж бабушка совсем остатки разумения утратит, надо полагать…

Мораль? А вот: бегите добрых дел, раз не в той стране родиться угораздило.

Русские каникулы

Россия — терпеливая страна. Даже чрезмерно терпеливая.

Что она только не переживала! Татаро–монгольское иго, хроническую смуту, революцию, две мировых войны, антиалкогольную кампанию… чубайсиаду — ведь и ту пережила!

Наверное, и новогодние каникулы страна переживет. Хотя я лично в этом сомневаюсь.

Очередная смена у меня как раз в разгар каникул выпала. В апофеоз их и в апофигей. Не знаю даже, как мне лучше рассказать, по порядку или посмешнее. Или так, как в сказ–ах полагается: долго ли, коротко ли…

Долго я рассказывать не буду. Трех типичных эпизодов с этой смены будет в самый раз. И не врите мне, что это эпизоды — нетипичные.

Дежурство началось с реанимации шарпея. Шарпей — нет, это не болезнь. Это порода такая. Собачья. Собаку мы реанимировали.

А получилось так. Позвонила нам на отделение супруга нашего коллеги–доктора. Супруга вся в слезах: попросила как–нибудь собаку их спасти, поскольку доктор наш, и так–то крепко пьющий, ужравшись в честь каникул вовсе до звероподобия, на десерт подрался с бедным псом. И одержал победу. Убедительно.

То, что человек разумный победил, мы поняли уже на лестничной площадке. Лестница в крови, квартира вся в крови, на кухонном полу лежит шарпей с разорванным — без всяких шуток — горлом. А вот доктора, что характерно, нет. Взбесился и сбежал. Есть подозрение, что на четвереньках.

Ладно, рану псине мы затампонировали, капельницу наладили, отправили хозяйку с ней в ближайшую ветеринарку, швы накладывать. А сами поехали дальше, человеков лечить, как нам по инструкции положено.

(Пес в итоге, к сожалению, умер, слишком большая кровопотеря была. А коллега наш покусанный благополучно выжил и потом все сутки нам названивал. Душевного тепла и психологической поддержки от родного коллектива требовал. Мы не поехали. А вдруг кусаться будет?!)

Человеки, коих нам лечить положено, поголовно пребывали — очень мягко говоря — в неадеквате. Причем чем дальше пребывали, тем в неадеквате больше.

Еще одна картинка с новогодней выставки. В квартире — дед–ветеран, уже под девяносто, инвалид Отечественной, при нем дочь, при дочке муж. Деду–ветерану, соответственно, он зять.

Наладились с утра пораньше эти господа давно как наступивший Новый год в очередной раз праздновать. Ну и дружно так доотмечались до того, что дед зятьку нож в горло засадил. Не так чтобы за что — за Родину, за Сталина. Фронтовая молодость в мозжечок ударила.

Дочка вызывает «неотложку», то бишь нас. Мы в темпе перекидываем вызов на «03»: ножевые — это по их части. «Скоростники» порезанного зятя на последнем издыхании в больницу увезли, у дочки где–то через час — реакция на ситуацию. А это уже наша головная боль, пришлось нам тоже выехать.

Приехали мы с фельдшером. Картинка та еще. Вся комната в крови, как с утра в истории с шарпеем, дочь тупо не в себе, а инвалид безногим оказался. Дед — в полном разуме — в своей каталочке сидит и пребывает в тихой благодати.