Байки со «скорой», или Пасынки Гиппократа

(Не возбранялось бишь, глагол в прошедшем времени. А для охотников на «оборотней в халатах» я на всякий случай в настоящем поясню. В отличие от вас, деньги у клиентов мы не вымогаем — мы их только в благодарность принимаем. Иногда. За уже сделанную от и до работу, не наоборот. Разница, замечу вам, принципиальная.)

Примерно так народ нас и кормил. Когда, понятно, мог. А когда не мог, тогда подкармливал. А потом уже и этого не смог.

Потом в стране случилась демократия. Бедные совсем уж стали бедными, а богатые — они ж разбогатели–то отнюдь не потому, что все из себя такие умные и дальновидные, а потому что подловатые и жадные.

В общем, деньги у народа как бы кончились. А ум и совесть — с ними заодно. А тут еще кто больше всех успел наворовать, остальным войну с коррупцией устроили. Чтобы, наверно, не завидно было.

А кто, опять же, тут среди всех «оборотней» крайний? Ясно ж — мы. А чтобы в этом мы не сомневались, в начальственных верхах приказ оформили, строжайше запретив нам «принимать от пациентов деньги, ценные подарки и иные вещи, могущие быть расцененные в качестве оплаты обязательных услуг в косвенной и опосредованной форме». И расписаться в том, что с этим канцелярским изыском мы поголовно ознакомлены, заставили. Чтоб впредь ни–ни, и думать не моги.

А для больных и для особо непонятливых наша дама–губернатор грозный спич по телевизору озвучила. В том смысле, что врачей теперь нельзя благодарить. Ни боже мой, ничем, ни в коем случае. Ни деньгами, ни цветами, ни.

спаси–убереги всех, даже шоколадками. Шоколадками причем особенно ни–ни.

(Может, кто–то шоколад градоначальнице облыжно запретил, вот теперь она на нас и отрывается?)

Тут народ порядком растерялся. Получается, врачей благодарить теперь совсем ничем нельзя? А чем же тогда, спрашивается, можно?

Ну, чем–нибудь, наверно, можно, было бы желание.

Поехали тут наши мужики к очередной температурящей больной. Бригада, врач и фельдшер, оба из себя как на подбор шкафообразные. Суровые такие мужики. А дело было как раз после этой губернаторской филиппики.

Через полчаса назад приехали. Странноватые. Красны как маков цвет. Оба–два с посильной благодарностью в мужских натруженных руках.

С дамскими чулочками на кружевной резиночке.

Нежно–нежно розового цвета…

Я, понятно, в стороне остаться не могла:

— Мальчики, вас что, уже отпидарасили?!

От возмездия увернулась. Но с трудом.

А с другой–то стороны: оно и правильно. Берите что дают, в другой раз, может, и того не будет. Тем более о том, что мужикам чулок дарить не полагается, губернатор ведь ни слова не сказала.

Долго наши мужики комплексовать не стали. Хотели было меня всё же для порядка зашибить, но передумали. Вместо этого к чулочкам так и сяк примерились и творчески к обновкам подошли. А именно: на головы себе их натянули и на вызов в этом благолепии поехали. Благо тут как раз наш местный сумасшедший позвонил и душевного участия потребовал. Вот мужики чулки на морды нацепили и поехали.

А назад уже вернулись без чулок. И только через три часа. Пришлось в итоге дожидаться психиатров. Потому что пациент, такой гламур узрев, совсем с ума сбежал. На четвереньках. И кусаться начал.

Вот, собственно…

А собственно, и всё. Хотя…

Уважаемая госпожа губернатор! Нельзя ли нам обратно хотя бы шоколадки разрешить? А то ведь от такой борьбы с коррупцией сплошная неприличность, право, получается!

Ну правда же.

Сон разума

Вообще, сон разума у нас в стране рождают реформаторы. Больше ничего родить у них не получается, напрасно только тужатся. Так что весь наш массовый снос крыш — он сверху начинается. Очередной сквозняк в чиновничьих мозгах в низах такое порождает — закачаешься. А у наших реформаторов в мозгах сплошной сквозняк.

(В психиатрии, к слову, даже термин есть «бред реформаторства». Свойственен паранойяльному синдрому, присущему шизофрении, например. Мораль? Лечитесь, господа.)

Но это так, вообще. А в частности, наш разум — штука иррациональная. А если беспристрастно разобрать, то даже неразумная. Сколько ты ни убеждай его быть законопослушным, сколько ни тверди о мудрой целесообразности затеянной реформы «скорой помощи» — никак он исторический момент не хочет понимать. И в кошмарных снах по полной отрывается.

Прикорнула я тут как–то между вызовами. У нас так хоть и редко, но случается, что на сутках удается чуть вздремнуть. И приснилось мне сплошное светопреставление.

Сплю и вижу: реформировали–таки службу «скорой помощи». В точности как всё и обещали — всех врачей и всех водителей заради экономии уволили. А на каждой машине теперь работают два фельдшера: фельдшер–водитель и фельдшер м–м… фельдшер. И приказано им в обязательном порядке каждого пациента в больницу везти. Для оказания квалифицированной медицинской помощи, потому как по закону фельдшер сам лечение не может назначать.