После войны мне довелось много времени провести с одним пленным японцем, который некогда готовил отряды хунхузов для войны против нас. Он нас консультировал по неким вопросам. Мы его провозили по нашим краям, он увидел наши лагеря подготовки и в Акатуе, и в Нерчинске и сказал очень важную вещь: «Теперь я знаю, почему мы проиграли вам войну в Азии. Мы точно так же учили воевать против вас — местных, маньчжур и баргутов, но честно скажу, я никогда не считал их равными нам, японцам. А вы, я гляжу, учили, кормили и воспитывали своих бурятов с монголами не хуже, чем своих русских. В итоге на поле боя ваши солдаты были сильнее, чем наши. Наши воевали как собаки, выученные защищать господина, а ваши — сражались за свою страну, за свою Родину. Мне теперь ясно, что иного исхода у этой войны быть не могло. И все равно я не считаю всех этих подзаборных хунхузов и вонючих баргутов равными нам, японцам. И это печалит меня, ибо это значит, что исход борьбы был предопределен свыше!»
Не знаю я, как к этому относиться, но в роду у нас бытует такая история. Когда завершилась Русско-японская, а вокруг Байкала дорогу построили, деда с его экипажем перебросили на восток — на Амур. Пока строился мост через реку, чтобы соединить Амурскую дорогу с Транссибом, они должны были огранизовать паромную переправу в этих краях по типу Байкальской. Ну, работа с виду простая — обычная. Необычной там была местная жизнь и быт местных. Мы привыкли, что наши бурят-монголы были кочевым народом и как раз оседали в те годы, но мы всегда думали, что китайцы-то — оседлые. А тут работают они на строительстве, работа тяжелая, они получают гроши. Приходит расчет раз в месяц, и каждый раз под расчет половина китайцев с места снимается и убегает обратно в Китай с заработанным. А с той стороны реки — хунхузы, воспитанные японцами, которые этих самых китайцев ловят, режут, отнимают у них все деньги, а трупы отправляют плыть по Амуру. И вот раз в месяц, после зарплаты, с той стороны по реке мертвые китайцы плывут. Жуть. Доработали бы до конца, когда мы их с конвоем до китайских провинций организованно через маньчжурскую территорию довезем, проблем для этого никаких. А эти все бегут и бегут, а хунхузы их режут в плавнях. Или вот еще чудеса: приходят на стройку тигры. Все китайцы бросают работу, кричат: «Увы, к нам сам царь леса за обедом пришел!» Прячутся от тигра в своих шалашах и там плачут. А шалаш-то — с десяток веток с лапами ели иль лиственницы, обтянутый снаружи китайской бумагой. То-то тигра стены этого шалаша остановят! Так тигр приходит ночами и ест их по одному. А проблемы-то при этом нет никакой. На строительстве дороги на восемь тысяч русских было триста тысяч китайцев. И чтобы ими командовать, было решение, что русские мастера с китайцами будут через нас общаться. Ибо китайцам проще, когда им азиаты приказывают. А русским проще не общаться с местной гопотой да оборванцами. Ну так, пришел тигр — позови любого из наших — и нет тигра, а есть хорошая тигровая шкура — в подарок начальнику или родовичу. Так нет же — прячутся по шалашам-палаткам и плачут. Бросают работу, клянут весь свет, но тигру дать отпор не решаются. Так я думаю, что все эти хунхузы с баргутами издевались над китайцами на манер этих тигров. И опять же — смелыми они были лишь до тех пор, пока в ответ на их мерзости жертва лишь падала на коленки да горько плакала. А там, где были уже мы — вместо китайцев, там легко возникла Монголия, а баргуты с хунхузами улепетывали по Степи так, что только пыль столбом!