Баймер

Сонный охранник воззрился с невероятным изумлением. Я кивнул, прошел, за эти полгода здесь успели сделать ремонт, в холле повесили люстру. Значит, дела того, кому все это принадлежит, не так уж и плохи. Или делает вид, что все хорошо, а завтра все рухнет…

В коридоре правого крыла свет приглушен, но из-под нашей двери бьет яркий свет. Доносятся голоса, мужские, мои ноздри жадно дернулись, уловив аромат крепчайшего кофе.

Ясно, Аверьян там, Миша тоже увлекся, целыми днями за монитором. Он, великолепный художник с изумительным чутьем, уловил этим самым чутьем, что игры… уже, в самом деле, не игры, а баймы. И что будущее за баймами. Конечно, всегда найдется умник, который вспомнит про игры на ламповых ЭВМ, а потом вообще потащит нить от кроманьонцев, но таких размывателей любого определения вообще не стоит брать во внимание. Никогда и ни в чем. Игры, по сути, сейчас существуют только для PC, да на горизонте начинают маячить приставки нового поколения. А первые игры собственно для PC были даже не играми в нынешнем понимании. А экран был сперва черно-белый, монохромный, затем – CGA, то есть четырехцветный, затем пришло раздолье CCA – целых шестнадцать цветов, но не успели игроки опомниться, как миру был явлен супермонитор VGA – двести пятьдесят шесть цветов!

Сейчас и VGA забыт, его сперва вытеснил SVGA, то есть супер-VGA, затем пошли еще и еще, двести шестнадцать цветов стали анахронизмом, счет пошел на миллионы, потом просто приняли True Color, то есть естественный цвет. В игры пришла трехмерность, объемный звук. Высокая детализация графики, и вот уже игры по графике практически неотличимы от фильмов, которые все еще идут в этих старинных римских цирках, именуемых кинотеатрами. И куда ходят чудаки, любители древностей.

А завтра и остальные художники, режиссеры, сценаристы, менеджеры увидят, какие невероятные перспективы у баймоиндустрии…

Я толкнул дверь, замер на пороге, а рот мой начал сам по себе растягиваться вширь.

На единственном диване удобно расположились с бутылками пива в руках наши титаны: Костомар и Горецкий. В воздухе плавают коричневые струи крепчайшего кофе, а на подоконнике расположились рядком пустые бутылки. За компом горбится Аверьян, клава трещит под его быстрыми, как муравьи, пальцами. На дисплее часто-часто бежит цепочка странных для непосвященного символов ассемблера. Нинель за спиной Аверьяна, отсвет падает на ее сосредоточенное лицо, глаза строгие, а лопатки топорщатся, как прорастающие крылышки.

Титаны негромко переговариваются, оба слегка осунулись, под глазами одинаковые темные круги. Перед ними столик на колесах, пара бутербродов на тарелочке, один уже надкусан.

– Андрий, – сказал Костомар удивленно, – и вам не спится?

– У вас тоже рабочий день затянулся, – сказал я с неловкостью.

– Так у нас это не работа, – отмахнулся Костомар. – Это для души… И, как говорится, для будущего баймоиндустрии.

– У меня тоже, – сообщил я. – Я наймит русского капиталиста. А сюда забегаю в свое свободное время.

Костомар величественно кивнул.

– Вы абсолютно правы, Андрий. Что баймы? Ведь живем в объективной реальности?

– Объективная реальность, – возразил Горецкий застенчиво, – есть бред, вызванный недостатком алкоголя в крови. Возьмите еще бутылочку, пока не нагрелась… Это коньячок надо чуть подогретым, а вот пиво и водочку… На самом деле мы все живем в виртуальном. Если бы мы увидели тот мир, в котором живем, все человечество перевешалось бы на балконах. А жильцы первых этажей… ну, что-нибудь придумали бы. У нас народ очень изобретательный! Наша задача, как и всех деятелей искусства, – поддерживать иллюзию, что эти декорации, именуемые жизнью, реальны. К примеру, политики – это тоже вид искусства, всячески отвлекают народные массы от слишком пристального разглядывания этих декораций всяческими фашизмами, коммунизмами, тоталитаризмами, демократией и прочей фигней, шаманы придумывают новые религиозные течения, не забывая подбрасывать дровишек в старые, спортсмены зовут на стадионы… словом, мы на месте, ребята! Массам баймы необходимы.

Нинель сказала с отвращением:

– Всегда изговнякаешь любую светлую идею.

Мои брови сами полезли вверх, но смолчал, ибо воспитанная Нинель даже со сверстниками всегда сперва на «вы».

Когда она прошла мимо, пародийно двигая бедрами, я видел, как рука Горецкого дернулась, чтобы шлепнуть ее по заду. Похоже, Нинель форсировала сближение всех в одну команду, чтоб мужскую часть команды ничто не отвлекало от работы, а вся кровь заполняла только верхнее утолщение спинного мозга.

Костомар сказал завидующе:

– Тебе хорошо!.. Новое направление в искусстве!.. Самое обещающее, а ты стоишь у самых истоков. А вот у меня железобетонная наука. Никуда от нее не денусь, как вон ты… Тебе хорошо, романчик сварганил за полгодика – и баста. А с баймой и в год не умудохаешься.

Горецкий покачал головой.