— Нравится? — устало поинтересовалась Наталия Андреевна, когда несколько пришибленный Солдатов поднял глаза. — Дитц знала, что делать, это следует хотя бы из её замечания начёт брони, которая мешает. А, значит, рыжая бестия не впервые провернула этот фокус. Она умеет это — а что ещё? И как этот выверт психики, не слишком характерный даже для большинства алайцев, отражается на её действиях и мотивах этих действий? Кроме того…
Великая княжна прошлась, размышляя, по кабинету. Солдатов молчал, выжидая.
— Кроме того, я ознакомилась с её досье. Не только с материалами, которые наши собрали на неё после Джокасты. С той выпавшей из поля зрения Империи частью её биографии, которую любезно предоставил в моё распоряжение Натаниэль Горовиц, ссужая нам «один из самых ценных его инструментов». Это — цитата. Инструмент. Так он воспринимает Дитц и, похоже, так себя воспринимает и она сама. В самом подходе нет ничего дурного. В конце концов, все мы в той или иной степени инструменты. Вы. Я. Государь. Однако в случае Дитц на не вполне человеческое происхождение наложилось более чем специфическое воспитание. Дитц, несомненно, социализирована — но кем, как и под какой конкретно социум? Прослуживший в Легионе сорок пять лет Конрад Дитц никогда не был отцом. Он был сержантом-инструктором и, как следствие, обращался с приёмной дочерью, как с новобранцем. Результат впечатляет, да, но кого он воспитал?
Майор молчал. Практика (небогатая, по счастью) подсказывала, что надо дать полковнику Русановой возможность выговориться.
— Возможно, я ошибаюсь. Боюсь, однако, что в том, что касается Дитц, мы имеем кошку, из которой на протяжении добрых десяти лет делали собаку, а потом полученный гибрид выпустили на волю, позволив и даже приказав быть кем ей заблагорассудится — для пользы Галактического Легиона. Она ценный член команды, но при этом в силу не вполне человеческой логики с предсказуемостью там полная беда. Кроме того, по результатам нашей с Дитц беседы я сделала вывод, что к вопросам жизни и смерти она подходит более чем прагматично. Надо — убьёт, надо — умрёт. И если ни один из этих вариантов не входит в ваши планы, следует учитывать это при выборе задачи для Дитц и постановке этой самой задачи. Потому что приказ она выполнит, но метод и последствия выполнения могут так аукнуться — мало не покажется.
Суховатые пальцы с длинными (наверняка наклеенными или наращенными, ещё несколько часов назад они были короткими) ногтями, покрытыми ярким лаком, взлохматили волосы. Живо напомнив Солдатову то, как схватилась за голову Дитц там, в этой проклятой лаборатории. Жест слегка разбавил разговор, напомнив — Солдатову — что, говоря о Дитц, они обсуждают, всё-таки, человека. А Наталия Андреевна продолжила говорить, обстоятельно и размеренно:
— В общем, так. С хорошим инструментом, не раз доказавшим свою полезность, следует обращаться предельно аккуратно. В особенности если учесть, что данный инструмент обладает свободой воли, а его возможности известны нам не в полной мере. Более того: мы не знаем, что именно может привести к поломке, как и почему. И — в нашем конкретном случае — хорошо бы помнить, что к гибели Дитц в бою Горовиц отнесётся без восторга, но с пониманием. Неизбежная на войне случайность и всё такое. А вот если ценный в его глазах инструмент сломают в результате неправильной эксплуатации, то он запросто может решить, что мы у него в долгу. А кредитор он… неприятный.
Полковник помолчала, а когда заговорила снова, в голосе звучали примирительные нотки:
— Мы все устали, Иван Владимирович. Эта история, поначалу представлявшаяся лёгкой (по обычным нашим меркам) прогулкой, продемонстрировала зубы, к которым мы оказались не слишком готовы. Боюсь, нам понадобятся все наши люди. И все инструменты. Знаете, я немного жалею, что Дитц не наша и нашей не будет никогда. Она бы нам ой как пригодилась. Потому что чёртова кошка права: Россия строилась именно так.
Правое ухо Ланы лежало на груди Альта, и это создавало странный акустический эффект. В левое ухо вливался только голос, в правое — голос и вибрация. Так бывает, когда гладишь кота, только сейчас вместо ласкающей руки была ушная раковина. Впрочем, ласкающих рук хватало тоже.
— Кто это написал? — лениво поинтересовалась Лана.
Она не особенно разбиралась в поэзии, а познаний в литературе как таковой хватало ровно на то, чтобы понять: упомянутые в стихах люди смешались самым причудливым образом. Причудливым — и правильным.
— Ты что-нибудь слышала о Серебряном Веке русской поэзии?
Не было смысла смотреть. Лана слышала, что Альт улыбается.
— Нет.