Бах

Один мой знакомый музыковед сказал как-то: «Как мы можем рассуждать про тонкости и особенности «эпохи Баха», если кроме него самого толком в этой эпохе никого не знаем?!». Конечно, он говорил, прежде всего, не о равных себе знатоках. Не о музыковедах. Уж они-то — знают! А говорил он о тех знатоках и ценителях, которые…. Впрочем, он, музыковед, признавал все-таки за ними право высказаться. И — иметь мнение. Но… «какое это мнение?!, — восклицал он. «Разве можно что-либо сказать о величии Баха, не ведая, кто был рядом с ним?! Если мы ни с чем не сравниваем величину, то — как мы узнаем о ее размерности?!» (тут он вдруг заговорил не искусствоведческим языком, а терминами физики!).

И в чем-то следовало согласиться с собеседником. Ведь и современники Баха, как мы видим, то и дело сравнивали одних мастеров с другими. Просто-таки — упивались сравнениями и сопоставлениями. Возьмем, к примеру, Готфрида Генриха Штёльцеля. О, это целая романтическая история! Не хуже баховской! Если ее выдержать в драматическо-трагических тонах. Штёльцель был современником Баха. Они были знакомы. И, даже, по-видимому, дружны. По крайней мере, у Баха есть переработанные произведения Готфрида Генриха, а это уже одно означает, что Бах высоко ценил Штёльцеля как композитора. Так, его клавирную партиту соль минор Бах включил в «Клавирную книжечку» для Вильгельма Фридемана. А в «Нотную тетрадь Анны Магдалены Бах» — прекраснейшую арию «Bist du bei mir».

Все современники ставили композиторский талант Штёльцеля заметно выше баховского. Я имею в виду, прежде всего, осведомленных современников. То есть — музыковедов. Как им не верить? Самый крупный и признанный из них — Иоганн Маттесон писал о Штёльцеле как о Мастере, чье искусство «наголову выше прочих современников». А современниками, напомню, были Гендель, Вивальди, Телеманн и Бах. Этих имен, мне кажется, уже вполне достаточно. Лоренц Кристоф Мицлер, ученик Баха и основатель «Музыкального общества», ставил Штёльцеля «вровень с Бахом».

«…Он писал в основном музыку к церковным службам и неоднократно отвергал предлагавшиеся ему престижные должности при самых разных европейских дворах. Тем удивительнее, что его слава как композитора и теоретика музыки распространилась в так называемую „баховскую эпоху“ по всей Европе».

«Как люди могут судить о том, в чем именно уникальность Моцарта, если они не ведают музыки его современников?! Даже и имен-то не назовут!», — продолжал горячиться мой приятель. И, в запале даже произнес: — «Для большинства не шибко просвещенных слушателей самое сильное, самое производящее на них впечатление от творчества Моцарта и Баха, может быть, как раз то, что было самым общим местом во всей музыке тех эпох!».

Вернемся к Штёльцелю. Бедняге повезло еще меньше, чем Баху. И даже — значительно меньше. Пример каверзной судьбы — налицо. Практически все его музыкальное наследие (а все известные, дошедшие до нас без искажений факты говорят в пользу того, что Готфрид Генрих был весьма продовитым композитором!), так вот, почти все его творчество кануло в Лету. И, в отличие от нашего Баха, увы, безвозвратно!

А Штёльцель был очень одаренным сочинителем, это факт. Вот что пишет наш современник: «Музыка его свежа, не по-барочному легка и одновременно монументальна, он был знаком с Вивальди и другими итальянскими мастерами. Его стиль — это смешение немецкого барокко с присущей итальянской и французской музыке лёгкости не в ущерб качеству…».

А вот еще одно мнение: «Готфрид Генрих Штёльцель не был скромным и незначительным мастером, игравшим лишь второстепенную роль во времена Баха, Генделя и Телеманна. Отнюдь! Это был совершенно независимый композитор, самобытная личность в музыке; его музыкальный язык оказывает мощное воздействие на сердце и душу, а его профессиональное мастерство демонстрирует нам высочайший и даже экстраординарный уровень достижений».