Бах

Неужели прав Лев Толстой в своем суждении, что музыка может выродиться (как, впрочем, и любой иной вид искусства), поскольку рано или поздно в своем вечном совершенствовании станет недоступной пониманию обычных людей?! И только сам Творец на вершине горы будет уединенно рассуждать сам с собою и с интересом прослушивать свои же Творения?!

…..

А вот что пишет Д. Сэмпсон, сопоставляя творческие принципы Баха и Шекспира: «В каком-то смысле все творения Баха написаны мастером-музыкантом, потому что они были нужны для какой-то практической цели, а вовсе не потому (по-видимому), что взывали к творцу, требуя дать им появиться на свет. Как и Шекспир, он писал, исполняя свои обязанности и совершенно не демонстрируя то, что современный музыкант наверняка назвал бы своим художественным мышлением. В его заполненной творческой работой жизни не было места для широковещательных деклараций об искусстве, и он, по-видимому, не ведал о том, сколь важно быть эксцентричным. Бах понятия не имел об искусстве ради искусства, он был слишком занят искусством, творимым ради Бога. Он не считал, что занятие музыкой как искусством несовместимо с профессиональной работой музыканта-практика, поскольку для него высший идеал долга включал и то и другое. Измена музыке была страшнее измены мастерству, она означала измену Богу. Его служение музыке было чистым и честным, потому что посредством музыки он служил Богу своим трудом, в котором в подлинном смысле слова творил молитву».

…..

«Даже материальные ограничения, сковывавшие этих двух великих гениев, были странным образом сходны. Мы чувствуем, что жалкие строения, сходившие во времена Шекспира за театры, вероятно, были непригодны для того, чтобы передать в спектаклях мощь „Лира“, всеохватность „Гамлета“ и глубину „Макбета“. Если бы нам дано было лицезреть жизнь поэта, самым поразительным в ней, вероятно, оказалась бы диспропорция между величием гения и убожеством материальных возможностей для его проявления. Разумеется, таков путь великого искусства: приспосабливаться к материальным условиям и одновременно выходить за их пределы».

«Бах был истинным католиком — в исконном понимании греческого слова „кафоликос“, означающего „всецелый“, „всеобщий“, „вселенский“, ибо он воспринимал Церковь как вселенский организм, как некое всеобщее славословие, воссылаемое Богу, и свою музыку считал лишь одним из голосов в хоре воспевающих славу Божию. И, конечно же, Бах в течение всей жизни оставался верным сыном своей собственной церкви — лютеранской. Впрочем, как говорит Альберт Швейцер, подлинной религией Баха было даже не ортодоксальное лютеранство, а мистика. Музыка Баха глубоко мистична, потому что основана на том опыте молитвы и служения Богу, который выходит за пределы конфессиональных границ и является достоянием всего человечества». (Митрополит Иларион (Алфеев))

Такое впечатление, что Бах создавал музыку для всех тех, кто придет в этот мир после него. Рядом, в раздираемой междоусобными распрями, раздробленной на мелкие герцогства и княжества Германии, в знойной и изысканной Италии, во Франции, прославляющей своего короля-Солнце, творили иные композиторы, мечтавшие о признании «здесь и сейчас». Их мечтания были вполне понятны и объяснимы. Они попали в «свое время».