Бах

И вновь Бах, по крайней мере, для меня, выбивается из привычной (уже теперь, в Новое время) когорты «мажористов» и «минористов». В его музыке чувства людские настолько ярко выражены музыкой, насколько они сложны для определения — где же, на каком месте быть им на мажорно-минорной шкале? Глубокое потрясение переходит в задумчивую печаль, за скорбью следует светлое умиротворение, гнев уступает место ликованию, величание сменяется осмеянием и наоборот. Достаточно внимательно прислушаться к страстям, бурлящим в котле Матфеевских Пассионов… Даже неизменные два или три органных аккорда, заключающие каждую реплику Евангелиста, каждую фразу Иисуса, Понтия Пилата или Иуды настолько разительны и разнообразны между собой, что я не могу себе ответить точно — в каком ладу они звучат и как. Всего лишь два органных аккорда! Даже в них я ощущаю, как Бах сумел показать все разнообразие и сложность людских порывов, интуитивных догадок, метаний, сомнений, терзаний, раскаянья, неповиновения, смятений, горечи, надежд, веры… Не просто — чувств, а эволюции чувств!

У Баха есть крохотная ария, которую исполняет обычно мягкий женский голос-сопрано. Вероятно, он написал эту арию для своей Анны Магдалены. Я слышал ее в русском переводе. Там есть такие слова:

Снова снег закрыл поля,
Спит под снегом вся земля.
Как светла, безбрежна даль.
Но в душе царит печаль…

…Время, тучи ты развей,
Будет много светлых дней,
Вновь вернется счастья свет, —
Вечной скорби в жизни нет…

Мне было 10 лет, и я учился в маленькой музыкальной школе в маленьком провинциальном городке. Мы разучили эту арию детским хором на уроке сольфеджио, а учительница (я, кстати, ее очень любил как педагога, и звали ее Людмила Николаевна, это я помню точно) рискнула выставить хор на смотре перед публикой. Кажется, уже тогда я понимал, что означает многоголосие-полифония. И пел эту арию самозабвенно среди других пацанов. Это было маленькой первой искрой, которая зажгла во мне свечу любви к Баху. Но тогда я не знал, кто сочинил эту арию, а только запомнил на всю жизнь почему-то поразившие меня слова — «Вечной скорби в жизни нет!» Если бы мне их сказали просто так, я бы, пожалуй, вряд ли задумался над ними. Но мелодия, довольно простая и спокойная, (сейчас я бы даже сказал, — скромная и тактичная), ничем не украшенная, не обладающая никакими внешними эффектами, глубоко задела меня.

Помню, что учительница сказала нам: «Последний куплет необходимо спеть дважды!». И кто-то из ребят изумился: почему? А потому, — ответила учительница, выждав, пока все замолчат, — потому, сказала она в наступившей наконец полной тишине, что во второй раз необходимо заменить слово «счастье» на слово «солнце». Просто заменить одно слово. Только и всего. И мы спели так, как сказала нам учительница.

И когда наш хор закончил петь эту арию на холодной сцене районного Дома Культуры, я, стоя посреди других юных хористов и стиснутый ими на самой верхней ступеньке специально сколоченной для нашего хора досчатой и длинной трибуны-помоста, внезапно понял с какой-то радостной дрожью в груди, что в предстоящей моей жизни никогда не хватит куплетов для того, чтобы спеть в них все слова, синонимичные словам «счастье» и «солнце»…

………

Пожалуй, яркий пример того, что я подразумеваю под баховским неуловимым смешением мажора и минора, их необыкновенно трепетным и словно бы незаметным проникновением друг в друга демонстрирует нам вторая часть Концерта для трех клавесинов BWV 1063 (2 ч., Alla Siciliano). На совершенно небольшом по времени звучания музыкальном отрезке Бах совершает свои чудеса: во-первых, невозможность слушателями угадать очередной прихотливый поворот мелодики, а, во-вторых, потрясающее взаимопроникновение мажора и минора, происходящее буквально в каждом такте! Воистину, вслушиваясь в эту Сицилиану, вдруг понимаешь, ЧТО должна музыка значить на земле для каждого человека — ведь это и есть воплощение в звуке нашей жизни, такой непредсказуемой и вмещающей в себя горести и радости в одному Богу известных пропорциях.

«Хорошо, о не слишком благородный джинн! Если я должен выбрать одного композитора на всю жизнь, пусть это будет Иоганн Себастьян Бах»

(С. Иссерлис)

Перфекционизм

Магнификат, BWV 243 a Es-Dur, I Chorus