Поэтому неудивительно, что именно ракоходный канон Баха как олицетворение этой «музыки будущего» был в центре внимания Фестиваля симметрии 1973 года в Смит-колледже (США). В материалах его симпозиума на примере этого канона сформулирован важный вывод, одинаково приложимый к науке и искусству и связанный с двумя неразрывными сторонами изучения симметрии: «с поиском правил и мотивов, лежащих в основе существующих узоров симметрии, и отысканием узоров, возникающих при повторении мотива по р а з н ы м правилам».
Бесконечную притягательность и плодотворность подобных исканий Бах обозначил в загадочных канонах «Музыкального приношения» библейской формулой — «Ищите и обрящете» (полатыни — Quaerendo et invenietis). Помимо этого, он ещё раз зашифровал в акростихе названия тот же девиз — искать (по-итальянски — ричеркар): Regis Jussu Cantio Et Reliqua Canonica Arte Resoluta. (Тема, данная повелением короля и прочее, исполненное в каноническом роде).
Их можно воспринимать в качестве баховского завета и нам — очередному поколению его современников. Своими произведениями Бах как будто загадал последующим векам творческую загадку, но только искусство и литература XX века принялись с восхищением разгадывать и расшифровывать её, что привело в результате к новым художественным открытиям.
Об этой стороне сочинительства Баха — своего рода экспериментаторству в музыке — следует говорить особо! Вот еще пример баховских «шуток». Среди гольдберговских вариаций в конце череды изящных и мудрых композиций находится кводлибет — одна из самых ярких и впечатляющих вариаций, представляющая собой опять же баховскую шутку — микст из мелодий двух народных песен, связанных контрапунктически. Само слово «кводлибет», используемое здесь Бахом, означает буквально «что угодно, всякая всячина». Этот неожиданный прием старинного «забавного музицирования» словно подчеркивает баховский несерьезный, веселый замысел всего цикла.
11. Креативность, не зависящая от того, чем человек занимается, и проявляющаяся во всех его действиях. Критичное отношение к той культуре, к которой они принадлежат: выбирается хорошее и отвергается плохое. Ощущают себя больше представителями человечества в целом, нежели одной культуры.
Вот что пишет крупнейший музыкальный критик времен Моцарта, неоднократно упоминавшийся нами в этой книге, Чарльз Бёрни: «Этот поистине великий человек, казалось бы, постоянно искал нечто новое и трудное, не уделяя ни малейшего внимания естественности и легкости». Эти слова сказаны о Бахе! Таким образом, ушами (и устами!) авторитетного музыковеда в баховской музыке отмечены как раз самое что ни есть новаторство (в отсутствии которого Баха упрекали много позднее — что-де «ничего нового в музыке автор не сказал…»). «Нечто новое и трудное» Баху было всегда интересно как сочинителю, как Творцу — и для этого ему было совершенно ни к чему придумывать новые формы и стили. Его интересовало, прежде всего, содержание!