Бах

Среди церковных кантат этого периода, дошедших до наших дней, отметим прежде всего поминальную кантату «Actus tragicus» — «Смертный час — Божий час» («Gottes Zeit ist die allerbeste Zeit»), которой позже восхищался Феликс Мендельсон за согласованность хорала с библейским текстом, а также вариации на тему «Из глубины воззвах» («Aus der Tiefe rufe ich, Herr, zu dir!»). Музыковед Вольфганг Зандбергер считает, что эти произведения находятся на пересечении влияний, передающих «глубокое знание выразительной музыки органистов Северной Германии», а «с другой стороны, сочетание текстов и форма разных частей вписываются прежде всего в традицию Центральной Германии». И как не упомянуть о настоящем шедевре — кантате «Христос лежал в оковах смерти», текст которой основан на семи строфах пасхального гимна Мартина Лютера! Христос, лежавший в оковах смерти, стянутый пеленами, упомянутыми в Евангелии, должен воскреснуть, о чём говорится в последнем дуэте перед финальным хором. Бах достигает в нём вершины вокального искусства и небывалой высоты чувств в изъявлении веры.

Но что, в самом деле, думали прихожане Мюльхаузена о музыке молодого господина Баха? Ясно, что она попирала некоторые твёрдо укоренившиеся обычаи и вносила свою лепту в спор о том, как жить в лютеранской вере. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Начав Реформацию, выступив против католических властей во имя нового представления о вере, Мартин Лютер спровоцировал появление в будущем других течений в лоне самой протестантской традиции, обновлявших или даже оспаривающих её. Так, в XVII веке в Германии широко распространилось пиетистское движение, оказав сильное влияние на умы. Простое пробуждение, растормошившее задремавшие лютеранские церкви? Если верить Филиппу Якову Шпенеру (1635–1705), пастору и богослову из Эльзаса, стоявшему у истоков этого течения, всё гораздо серьёзнее. Он считал первоочередной необходимостью вернуться к более восприимчивому, более духовному христианству. В своей книге «Благочестивые желания», бестселлере той эпохи, этот проповедник, который позже будет жить в Страсбурге и Франкфурте, со страстью описывает жгучую необходимость вернуться к Богу:

«Нам надлежит показать, что всё, что не исходит из сердца, есть лишь лицемерие, и приучить людей прежде всего заботиться о внутреннем человеке, пробудить любовь к Богу и ближнему подобающими способами, а затем действовать сообразно. Следственно, надлежит беспрестанно указывать на то, как Божественные средства Слова и таинств касаются до сего внутреннего человека и что ни в коем случае нельзя внимать Слову внешним ухом, надобно позволить ему проникнуть в сердце, мы должны в нём слышать о Святом Духе, ощущать его печать и силу Слова Его с живым утешением».

Как видно, Шпенер довольно талантливо говорил о Боге в сердце ещё до Паскаля[16]. Но подчёркивая, что крещение, вера и чувство спасения недостаточны для самого спасения, проповедник слегка отступает от строгой лютеранской доктрины, хотя и опровергает это. Отвергая чересчур интеллектуальный подход к вере, Шпенер выступает с осуждением богословских споров, превращающихся в бесплодные стычки и отвлекающие христиан от главного. Почему не вернуться к непосредственному чтению Слова Господня на небольших собраниях? — спрашивает он. Почему не обратиться к истинному смыслу молитвы?

Это движение духовного пробуждения, которое порой чересчур поспешно уподобляют квиетизму[17], зародившемуся во Франции с лёгкой руки Фенелона и госпожи Гюйон, к великой досаде Боссюэ[18], не привело к расколу в Церкви, однако настаивало на вере как личном опыте. Предваряя идеи эпохи Просвещения, пиетизм не без оптимизма смотрит на пришествие нового мира, преобразованного Духом.

Шпенер умер и 1705 году, и конфликт между ортодоксальными лютеранами и пиетистами продолжился «в низах». В Мюльхаузене он нашёл воплощение и двух личностях: пасторе Айльмаре и управляющем Фроне. Георг Кристиан Айльмар (1665–1715) представлял первое течение, причём довольно непримиримо, и любил напоминать о великих принципах лютеранской ортодоксальности, о важности спасения единственно через веру. Он проповедовал в церкви Святой Марии и быстро подружился с Иоганном Себастьяном, даже сотрудничал с ним, например написал слова к кантате «Из глубины воззвах», которую заказал для своей церкви. Зато управляющий Фроне, непосредственный начальник Иоганна Себастьяна, последователь пиетизма, не был так строг в своих убеждениях. Хотя он и желал склонить христиан Мюльхаузена к менее формальному отношению к религии, но не стремился разжечь былые братоубийственные конфликты. Но проблема в том, что музыка тоже становилась предметом богословских разногласий… Можно легко себе представить диалоги двух пасторов, порой проходившие на повышенных тонах: