Бах

Болезнь, усталость, приближающаяся старость… А вот и смерть появилась на горизонте. Два года назад уже скончался кузен Иоганн Кристоф, органист из Арнштадта, ослепший из-за чтения и переписывания нот. В мае 1741-го настал черёд Циммермана, владельца знаменитого кафе. Закончились выступления Collegium musicum на Катариненштрассе, на которые стекалась многочисленная публика. Удручённый, а может, просто уставший, Бах отказался от руководства этим оркестром, которое вновь взял на себя два года тому назад. Бесспорно, этим он перевернул целую страницу общественной жизни.

«О одиночество! Мой лучший выбор!» Эти стихи Кэтрин Филипс, положенные на музыку Пёрселлом[45] в XVII веке, хорошо подходят к новому этапу жизни Баха. Потрясённый испытаниями, раздавленный грузом напряжённого творчества, удручённый чередой неудач в своей карьере, в последнее десятилетие жизни Иоганн Себастьян словно возвращается к самому себе. Вдали от великих сочинений Kirchenmusik, за исключением многочисленных переделок «Мессы си минор», вдали от сверкающей придворной музыки и концертов в кафе, он уходит в себя, чтобы зарядиться новой творческой энергией.

«Иди к себе!» — повелел библейский Бог Аврааму. Последние произведения Баха по-своему говорят об этом возвращении, отличаясь нарастающей абстракцией, которая может показаться загадочной. Музыка для ума или даже, как напишет Томас Манн, «для глаз»? Зачем возвращаться к фуге, контрапункту, сложным формам, которые уже принадлежат прошлому? Избрав путь одиночества, тогда как все его современники перешли на «галантную» музыку[46], старый кантор отдалился от людей, хуже того — поставил себя вне общества? Конечно, это и время признания, почёта, но почему он так отстраняется от духа времени? В этом одиноком путнике есть что-то от Дон Кихота. Не из-за помешательства или навязчивых идей, которые могут выставить его на посмешище, но из-за неприятия моды, которое побуждает его доводить до крайности былые идеалы, как человек из Ламанчи хотел возродить идеалы рыцарства, принимая невообразимые вызовы. Дальний потомок мельника, Бах тем не менее не сражался с мельницами! Не стоит думать, что музыкант превратился в «ископаемое»: его сочинения выставлялись на суд современников.

Эволюция формы ярко выразилась в «Гольдберговских вариациях». Вот ведь парадокс: несмотря на чрезвычайную сложность, три века спустя они являются одним из самых известных, самых исполняемых произведений, что доказывается, например, огромным успехом концертов Гленна Гульда. Эти «Вариации» — настоящий миф, в которых смешиваются вымысел и реальность.

По легенде, данное произведение, опубликованное в конце 1741-го или в начале следующего года, было написано по заказу графа Кейзерлинга (1696–1764), русского посла при дрезденском дворе, страдавшего бессонницей. По крайней мере, так утверждает Форкель, первый биограф Баха. Кантор неоднократно встречался с дипломатом, именно он, кстати, вручил Баху документ о его назначении придворным композитором Августа III. Но не стоит думать, что граф, заказывая «Вариации» из простого каприза, надеялся получить наискучнейшее произведение, чтобы как можно быстрее упасть в объятия Морфея! Наоборот, этот меломан и почитатель кантора просто хотел превратить свои бессонные ночи в приятные моменты. По этой причине клавесинист Иоганн Готлиб Гольдберг, будущий ученик Баха, находился в смежной комнате, чтобы удовлетворять музыкальные запросы дипломата. В награду за труд Иоганн Себастьян якобы получил шкатулку, полную золотых монет…

Красивая история, но не слишком правдоподобная. Во-первых, на «Вариациях» не стоит посвящение Кейзерлингу, а Бах не преминул бы это сделать даже на копии. Что же до Иоганна Гольдберга, то ему было… десять лет, когда он поступил на службу к графу! Да, впоследствии он показал себя блестящим музыкантом, но вряд ли в то время был способен исполнить столь виртуозное произведение.

Написанные для клавесина, а теперь исполняемые на фортепиано, «Гольдберговские вариации» очень популярны и в наши дни, а их техническая сложность и виртуозность никак не могут послужить снотворным для современного слушателя. Цикл открывается чарующей, волнующей арией. «Эта музыка не торопится, она дружески протягивает вам руку», — написала китайская пианистка Чжу Сяомэй. Вслед за этой темой, уже присутствующей во второй «Нотной тетради Анны Магдалены Бах», идёт около тридцати вариаций, одна неожиданнее другой. Степенные, танцевальные, весёлые или грустные, они выражают невероятную способность композитора разрабатывать одну-единственную тему. А заканчивается всё удивительным quodlibet, в котором с высшим искусством контрапункта сливаются две мелодии народных песен: «Капуста и репа» и «Придвинься теснее».