Бах

«Гармонию… следует рассматривать уже не просто как сопровождение, сопутствующее обыкновенной мелодии, а как первейшее средство расширения имеющихся в нашем распоряжении выразительных возможностей или, иначе говоря, как важнейшее средство обогащения нашего музыкального языка. Но для того чтобы сделаться таким средством обогащения музыкального языка, гармония как раз и не должна представать всего лишь в виде аккордового сопровождения: она должна существовать в самом сплетении нескольких настоящих мелодий, каждая из которых — будь то наверху, в середине ткани или внизу — может взять (и время от времени действительно берёт) на себя ведущую роль.

Именно из такого переплетения нескольких мелодий, каждая из которых настолько рельефна, что может (когда наступит её черёд) появиться — и по-является-таки — в верхнем голосе, состоит баховская гармония во всех произведениях, которые Иоганн Себастьян создал начиная примерно с 1720 года, то есть с 35-летнего возраста, и вплоть до конца жизни»[47].

Форкель с энтузиазмом показывает, что техника контрапункта не приводит к путанице голосов, а наоборот, позволяет по достоинству оценить каждый из них.

Наконец, «Искусство фуги» играет в числа. Бах и число! Эта тема отражена в научной литературе, а интерес к ней только возрастёт с приходом цифровой эры — к великой радости романистов, математиков и поклонников нумерологии. Вспомним, например, о «Мессе си минор», которая играет на цифре «3», намекая на Бога-Троицу. «Искусство фуги», выстроенное на манер учёной лекции, трактата, дающего ответ хулителям, которые считают мысли автора слишком мудрёными, тоже подчиняется этому закону. Числа говорят о Боге и словно отражают собой мир. Разве в Библии нет Книги Чисел? Здесь Бах предлагает собственную Книгу Чисел, словно незавершённый завет: 3 — Троица, 4 — четыре Евангелия и четыре стороны света, 7 — количество дней Творения и даров Святого Духа, 12 — число колен Израилевых, апостолов Христа и тонов хроматической гаммы, а 14 — число-талисман.

Ох уж это число 14! В самом деле, это числовое выражение имени ВАСН через порядок букв в алфавите: A=1, В=2, С=3, D=4 и т. д., в итоге получаем: В+А+С+Н=2+1+3+8=14. Разве можно после этого удивляться, что кое-кто принимал кантора за поборника христианской каббалы, даже адепта розенкрейцеров? Помимо этих вычислений на его фамилию можно взглянуть и под другим углом: в третьей фуге сборника «Искусство фуги» тема основана на четырёх буквах, составляющих слово ВАСН, но обозначающих ноты — так, как это было принято в англосаксонском мире. Бах — «ручей», текучая вода и вытекающая из неё бесконечная музыкальная тема… «Поверить алгеброй гармонию»…

Помимо затяжных периодов одиночества и бесконечной переделки своих сочинений Бах часто откликается на просьбы навестить членов своей большой органной семьи. Прощается? Иоганн Себастьян никогда по-настоящему не расставался со своими дорогими органами. Его сын Вильгельм Фридеман пошёл по его стопам, получив место органиста в церкви Богоматери в Галле. Ещё одна хорошая новость! В 1746 году к кантору снова обратились с просьбой осмотреть два инструмента. В августе он исследовал орган в Цшортау: его построил Иоганн Шайбе. Хотя Вильгельм Фридеман и был непримиримым соперником во время художественного спора, Бах не держал на него зла. А сын слишком высоко ценил профессионализм отца, чтобы обидеться. В сентябре Бах уже в Наумбурге, у инструмента, созданного мастером Хильдебрандтом. Его суждения, как всегда, верны, слух безукоризнен. Вот только зрение с некоторых пор начало подводить.

Клонилось к вечеру воскресенье 1746 года. Закончилась вечерня; Иоганн Себастьян вернулся домой об руку с Анной Магдаленой, снял плащ, согрел руки у изразцовой печки и, шаркая ногами, пошёл за нотами, переписанными вчера… Но что такое? Напрасно он вглядывается в бумагу, щурит глаза, трёт их… Приходится признать жестокую правду: нотный стан пропадает, строчки сливаются, нот не разглядеть. Даже в очках с толстыми стёклами, которые купил ему Карл Филипп Эмануэль, видно не лучше… Как далеки те годы в Эйзенахе, когда он зоркими глазами мог разглядеть на вершине замок Вартбург и переписывал при лунном свете партитуры Пахельбеля и Букстехуде. Анна Магдалена ничего ему не говорит, но она тоже заметила, что с некоторых пор муж с трудом узнаёт знакомых на улице. Недуг подкрался незаметно, а теперь уже поздно. У Иоганна Себастьяна катаракта.