Бах

Подписка в части отрицательной. Я, Иоганн Себастьян Бах, назначенный на должность кантора здесь в Лейпциге, сим заверяю, что вышезначащиеся отрицательные пункты [перечисляют дела] ложные и неправедные и что я с таковыми никогда не соглашусь и никоим образом не стану оные поддерживать. Лейпциг, 13 мая 1723 года».

Ему пришлось совершить это, как прибывшему из подозрительного кальвинистского Кетена. После отречения Баха ожидал серьезнейший экзамен по теологии в присутствии профессоров-богословов. Иоганн Себастьян справился с этой задачей блестяще, заткнув за пояс всех, считающих его необразованным самоучкой.

Теологические испытания композитора заставили пройти не из-за его «сомнительного» кетенского прошлого. Такие требования предъявлялись каждому кантору. О широком круге обязанностей, связанных с новым назначением, Бах знал заранее. Кроме написания возвышенной музыки, ему придется прививать ценности ортодоксального лютеранства не только своим детям, но и множеству лейпцигских мальчишек из Томасшуле. К тому же он должен обучать их латыни. Как пойдет эта работа? Когда-то в Арнштадте у него уже случались конфликты с юными хористами. Правда, тогда он сам был не намного старше.

Зато помимо преподавания его ожидают обязанности музикдиректора — ответственность за музыкальное сопровождение богослужений во всех протестантских церквях города. Вот это вполне соответствует его масштабу. В здешних храмах исполняются не песенки для прихожан, едва знающих нотную грамоту, а сложные и красивые произведения. И сами лейпцигцы весьма благочестивые люди — так говорил еще Кунау. К тому же в Лейпциге, как и в других городах Германии, ежегодно проводятся перевыборы магистрата. По традиции это сопровождается масштабным музыкальным сопровождением, чаще всего кантатой, написанной специально ради такого случая.

Нуждаются в сопроводительной музыке приезды курфюрстов и прочих важных особ, тезоименитства, а также общегородские праздники и семейные торжества богатых бюргеров. Всем заправляет музикдиректор. В руках его — будто волшебные ниточки, которыми опутано звуковое пространство Лейпцига. Ради этого стоило покинуть теплое насиженное местечко в княжеском замке.

Наконец, формальности окончились. Новоиспеченный кантор поспешил в Кетен за детьми и беременной женой.

Журналисты расценили его переезд как новость, стоящую внимания. В «Гольштинском корреспонденте» от 29 мая

1723 года появилось сообщение:

«В прошлую субботу в полдень сюда прибыли из Кетена 4 повозки, груженные домашними вещами, принадлежащими бывшему тамошнему княжескому капельмейстеру, произведенному в Лейпциге в канторы; в 2 часа прибыл и он сам с семьей на 2 колясках и въехал в реновированную квартиру при школе Св. Фомы».

Начались рабочие будни. Бах готовил к исполнению первую в Лейпциге кантату. Набожность горожан и их любовь к серьезной музыке оказалась еще более глубокой, чем можно было предположить по рассказам покойного Кунау или по собственным мимолетным впечатлениям. Бюргеры не пропускали ни одного богослужения, строго придерживаясь ритуала. Литургические произведения слушали крайне внимательно, обсуждая после службы их достоинства и недостатки. Разумеется, по-дилетантски. И музыку нового кантора они никак не выделяли среди произведений других авторов. Впрочем, Бах вряд ли рассчитывал на особенный прием.

А вот работать с детишками оказалось непросто, как он и подозревал. Нет, педагогический авторитет кантора никто не думал оспаривать. Воспитанники изо всех сил старались слушаться, вот только хороший хор из них оказалось сделать еще труднее, чем в Арнштадте. Те мальчишки, несмотря на свою нерадивость, в целом больше находились под присмотром, чем их лейпцигские сверстники. В весьма богатом Лейпциге проживало слишком много пришлого люда — от студентов до рабочих. Университет, знаменитые ярмарки, крепнущая прядильная и горнорудная промышленность — все это привлекало молодых и энергичных. Они оставались в городе, заводили семьи или забирали из родных мест уже имеющихся жен и детей. Разумеется, их быту не хватало устроенности. Семьи ютились в тесноте, дети часто болели. Но даже самые бедные стремились сделать своих отпрысков грамотными.

Контингент, доставшийся Баху в Томасшуле, не отличался от других городских школ. Еще покойный Кунау сетовал на «запущенность» своих питомцев. Иоганн Себастьян помнил об этом, но не представлял всей глубины проблемы. Когда же мальчики выстроились перед ним — худые, нечесаные, одетые кое-как, он понял: с хором будет непросто.