Бахир Сурайя

Кажется, именно это моего нового раба и возмущало больше всего — что пасынок не страдал по утраченному доверию, а по-прежнему наводил ужас на всю пустыню в целом и на самого Бахита в частности.

Я слушала его пространные речи и, не в силах ничего с собой поделать, косилась на невозмутимую спину Камаля, который предпочел не тратить слова на какую-то городскую женщину и ее невольника, а молча устроился под боком у своего верблюда и задремал. Оправдываться он явно считал ниже своего достоинства, а эмоции старательно подавлял, как и требовали обычаи арсанийской знати, но…

Что-то же заставило его навязаться в проводники. И к горам он рвался едва ли не больше меня самой.

Подозревал, что перебил не всех оборотней? Или все-таки тосковал по родным, по друзьям, по знакомым с детства лицам и голосам?

Послушать Бахита — так однозначно первое. Не наигрался, вошел во вкус, жаждет крови и развлечений — потому-то всем благоразумным людям лучше держаться подальше.

По личным наблюдениям… я неопределенно хмыкнула и, оборвав Бахита на полуслове, проникновенно поинтересовалась:

- Так ты сбежал от царицы Свободных потому, что чрезмерно благоразумен?

Бахит подавился возражениями и обиженно насупился. А нарочито невозмутимая спина Камаля все-таки дрогнула от старательно сдерживаемого смеха.

- Кто ж его знает, вдруг он теперь всех вокруг оборотнями считает, — проворчал Бахит — и тут же пристально уставился на меня.

Я запоздало осознала, что именно это предположение заставило меня дернуться всем телом, словно движение могло хоть как-то растопить ледяной комок страха где-то в самом низу живота. Если Камаль после обнаружения оборотня в своем собственном племени обзавелся паранойей, то его манера проверять правоту своих предположений мне не нравилась категорически — но демонстрировать этого определенно не стоило.

Пришлось делать вид, что я случайно задела один из шипов молоха — оборачиваться, досадливо морщиться и менять положение, снова откидываясь спиной на наполовину зарывшуюся в песок ящерицу.

- Считаешь, Камаль-ага? — нарочито весело поинтересовалась я у его спины.

- Считаю, что собачий лай не досаждает облакам*, - проворчал Камаль и все-таки обернулся через плечо. — Да, я убил третьего мужа моей матери, потому что он был оборотнем и не принес бы мне ни одного достойного брата, только позорил свою царицу, когда бегал к чужой жене в Ваадан. Но все, кто видел зверя в его истинном обличье, всегда твердили, что он приходил один и ничего не уносил — значит, лисят у него не было ни от кого. Я не собирался причинять вреда никому из людей. В том, что Бахит испугался собственной тени и сломал себе жизнь, сбежав от царицы, моей вины нет.

Бахит оскорбленно вскинулся, и я машинально осмотрелась в поисках достаточно увесистой подушки, но в ее отсутствие пришлось ограничиться своевременным подзатыльником.

- А вот если ты, невольник, оскорбишь свободного сейчас, он и в самом деле может тебя убить, — мрачно напомнила я, когда Бахит обернулся. — У меня нет денег, чтобы отплатить за все, что метет твой длинный язык.

Увы, от этого он только больше распетушился.

- Я боюсь не смерти, — мрачно возразил он, — а бесчестия и лжи. Никто не видел, чтобы покойный Мазид-бей превратился в фенека. Камаль убил его в ночи и сам признался в этом, а потом принес шкуру в качестве доказательства, но тело не показал никому. Что помешает ему убить и оклеветать и меня, чтобы его мать взяла в мужья близнецов?

Я оглянулась в ожидании пояснений, но Камаль в ответ на это только закатил глаза и снова повернулся спиной к нам обоим, наверняка посчитав, что обозначил свою позицию достаточно ясно.

- Царица Мансура давно хотела взять в мужья одаренных братьев Нури, — продолжил вместо него Бахит, — но у нее уже было четыре мужа, а ее женский век заканчивается. Неужели любящий сын не помог бы матери?

Камаль молчал и не оборачивался, и я устало потерла руками лицо.

Что бы он ни натворил в самом деле, чем бы ни руководствовался, он по-прежнему оставался единственным моим вариантом добраться до гор — не полагаться же, в самом деле, на Бахита, который рассчитывал покончить с собой в буре во имя чести?! Честь — это, несомненно, прекрасно, но крайне непрактично, когда дело доходит до необходимости влезть в политические игрища градоправителей. Я должна была вернуться во дворец Рашеда с поддержкой — или мне лучше не возвращаться вообще.

Пожалуй, вопросы арсанийского правосудия следовало оставить в покое, как бы Бахит ни настаивал на обратном.

- Спи, — со вздохом велела я и завернулась в одеяло. — Я не видела ни самого оборотня, ни его убийства, ни даже свидетелей. Я не стану выносить приговоры и навешивать ярлыки. Но мы едем к Свободным, и они рассудят вернее, если ты решишься повторить свои обвинения.

Кажется, это предложение тоже не вызвало у Бахита особого энтузиазма, но я уже демонстративно прикрыла глаза и отвернулась — манера Камаля обрывать неугодные разговоры была воистину заразной.

Прим. авт.