Бахтарма

А через неделю мама объявила, что Оля уезжает на всё лето к бабушке в Донецк. Так она и не успела посмотреть фильм. И толком не попрощалась с Тошкой – так всё быстро произошло.

В Донецке было хорошо. Бабушка в первый же день напекла хворост – окунала форму на длинной палочке сначала в тесто, а потом в кипящее масло, и вытаскивала на поднос золотистые хрустящие розы. Их можно было есть прямо горячими, запивая молоком, а можно было остудить, посыпать сахарной пудрой и взять с собой на блюдечке во двор.

Вечером Оля сидела в густом малиннике у самого забора и выбирала самые сочные и спелые ягоды, пушистые и сладкие, они сами падали в ладонь. На уличной лавочке с другой стороны забора уселась соседка тётя Муца, жена дедушкиного брата, и рассказывала другим кумушкам:

– Ольку-то, слышь, на всё лето к Нинке прислали – из Крыма сюда. От моря. Ты подумай, никому девка там не нужна. Свекруха заявила, что не будет с ней возиться, у ней своих дел полно.

– Ой, разведётся Галка с ним, помяни моё слово! Мужик у ней никудышний совсем, даром что моряк. Прошлый раз, как приезжал, ни одного дельного слова от него – всё хиханьки да хаханьки.

– Дык она, небось, и позарилась на него, что моряк. Денег они гребут!

– Та тю на тебя! Не больше, чем в шахте!

– О том я и говорю: разведутся!

Оля продолжала запихивать в рот красные ягоды, но вкус у них изменился. Сладость ушла.

В конце месяца неожиданно пришло письмо от Тошки.

«Здравствуй, Клео!

Я так и не ходил на этот фильм. И ты не ходи, если у вас он идёт. А то будет нечестно.

Я уже переехал на новую квартиру. Она на самом высоком пятом этаже. И у нас есть балкон, прямо из зала. Там можно вешать бельё и курить. Я пробовал курить с пацанами на улице. Не понравилось.

Двор здесь огромный. Очень много детей. Есть футбольная площадка. Мы с пацанами всё время играем в футбол. Девок тоже много. Но все какие-то дуры. Дразнятся и нарываются.

По выходным ездим на море, на Омегу. В прошлом году было веселее на Херсонесе. Помнишь, как мы ныряли там? А потом играли на раскопках? На Омеге очень мелко и полно народу. Плывёшь и натыкаешься на кого-нибудь.

Когда ты вернёшься? Твоя мама говорит, что в конце августа. Это долго. На конверте я написал свой новый адрес. Пиши на него.

Твой Антоний».

Оля тут же написала ему ответ – на открытке с видом Планетария – они ходили туда с дедом. Ужасно интересно было – звёзды, планеты. И про планетарий Тошке рассказала, пусть не думает, что она тут скучает, пока он там в своём многолюдном дворе в футбол играет. Только вот никак не могла решить, как подписать открытку – своим именем или всё-таки «Клео». Лучше, конечно, Клео. Красиво. И даже немножко таинственно. Но ведь открытку может прочитать любой – она без конверта. А Оле не хотелось, чтобы их тайну узнали все. И стали бы смеяться, как папа. Поэтому открытка всё лежала и лежала у Оли в тумбочке.

Бабушка каждый день что-нибудь пекла или жарила. Вкусненькое. На день рождения Оли – ровно в середине лета – сделала трёхъярусный торт с грецкими орехами, политый шоколадом. Вот бы такой есть каждый год! Бабушка сказала, что у Оли первый юбилей – десять лет, круглая дата. Народу собралось – вся улица – и дети, и взрослые. Стол поставили во дворе под старой грушей, но дети быстро поели и побежали гулять.

Оля была в новом платье с пышными оборками – тоже бабушкина работа. Бабушка умела делать всё, даже вышивать картины, и главное, обещала научить Олю. Надо только ещё немного подрасти.

На улице под домом росло высоченное дерево неизвестной породы – не плодовое, а простое. Мальчишки сразу полезли, кто выше. Сосед Серёжка забрался выше всех и оттуда дразнил девчонок мелюзгой и слабачками. Оля не выдержала и полезла. Дома-то она наловчилась. Тоненькая, лёгкая и цепкая – куда до неё долговязым мальчишкам. Конечно, забралась выше Сережки, на самый верх, где даже не присядешь на ветку, такая она тонкая.

Девчонки под деревом шумно выражали свой восторг, а Серёжка начал трясти Олину ветку – вот дурак! Из-за него Оля поторопилась – сделала неловкое движение и зацепилась за ветку оборкой, попыталась её дернуть, поскользнулась и повисла на ней, ни туда, ни сюда.