- Ему было всего восемь. Моему Артему лишь неделю назад исполнилось восемь, а сегодня его не стало… - Все еще оставаясь в цепких объятиях Ивана, незнакомка заговорила совершенно опустошенным голосом. – На день рождения мы с ним гуляли в аквапарке, он так любил воду… Он просто сходил с ума на всех аттракционах. А сейчас… Сейчас он лежит с проломленным черепом в морге.
С каждым словом незнакомки, Иван чувствовал, что его собственный череп тоже сейчас взорвется. Его сердце пронзала боль, а чувство вины душило слишком напористо. Иван чувствовал себя виноватым за ту радость, которую испытал услышав, что найден донор для его Бахтияры. В тот момент, он даже не задумывался, кто, что и как? Ему было попросту наплевать, ведь если кто-то умер, значит, так должно было быть и все. А теперь он держит в своих объятиях мать, потерявшую своего ребенка и не может промолвить ни слова, ведь таких слов, которые смогут ее утешить, просто НЕТ.
- Мы с ним были на катке и… - девушка не могла дальше говорить, с ней случилась истерика.
Не в Ивановых силах было утешить незнакомку. Аккуратно, шаг за шагом, он проводил девушку в один из коридоров больницы и вручил ее первому попавшемуся человеку в медицинском одеянии. Сначала он намеревался убедиться, что с этой женщиной будет все в порядке, но стоило ей исчезнуть за дверью одного из кабинетов, как ему захотелось бежать прочь, и позабыть о ней навсегда.
Убегал от чужих проблем он уже не на улицу, а к операционной, в которой решалась судьба его Бахтияры.
- Что, все еще не закончилось? – подойдя к находящейся в прежнем состоянии Софии поинтересовался Иван, который шагая к этой двери, все же надеялся, что его с ходу обрадуют.
- Нет. – Сухо процедила сквозь зубы София.
- Но ведь прошло уже больше трех часов, почти четыре. – Иван резко уставился на дверь операционной и его сердце учащенно забилось. – Может кто-то выходил? Или ты у кого спрашивала, что там происходит?
София резко повернулась к мужу.
- Если бы тебе это было интересно, ты бы никуда не уходил! – Вызверилась женщина, но Ивана ничуть не задел ее тон, он давно привык к подобным нападкам, да и сам часто изъяснялся не лучше.
- От того, что я торчал бы здесь вместе с тобой, ничего бы не изменилось. От нас ничего не зависит. Все в руках тех, кто находится ЗА этой дверью.
София моментально изменилась в лице и следующие ее слова звучали совсем иначе.
- Прости. Просто это ожидание… Мне кажется, я скоро сойду с ума, а никто ничего не говорит… Как там наша доченька? Как там моя Бахтияра? Господи, я все время молюсь за ее спасение, но не знаю – услышит ли он меня. Это сердце должно забиться в ее груди. Она просто не может нас покинуть, правда ведь?
София умоляюще всматривалась в лицо Ивана ища в нем поддержку. Ей так нужны были его убедительные слова, что все будет хорошо и в груди их дочери ритмично и надежно забьется чужое сердце. Нуждающийся в подобных убеждениях ничуть не меньше Иван, все же согласился стать для своей жены спасательным кругом в море надежды.
- Знаешь, я уверен, что с нашей малышкой все будет в порядке. Она у нас сильная девочка. Она ведь папина принцесса, Багдасарова.
- Ты достал этим своим «сильная»! Она всего на всего ребенок! Больной испуганный ребенок! И порой мне кажется, что именно эта твоя уверенность в том, что мы воспитываем не хрупкую девочку, а робота, и привела ко всему этому! Охота, рыбалка, спорт… Это ты довел ее сердце до истощения! ТЫ! Всеми невыносимыми нагрузками, когда ей нужно было играть в куклы и помогать мне на кухне... – Слова как-то сами собой слетели с губ Софии.
Это был не первый раз, когда София упрекала Ивана в излишне мальчишеском воспитании Бахтияры. Она еще с самого начала их «каторги» была убеждена, что вся причина именно в нагрузках. Хотя все доктора, как один, твердили, что это здесь совершенно ни при чем, огромное количество детей занимаются всем и сразу, но ничем подобным не страдают. В моменты прозрения, София незамедлительно просила прощения за все сказанное, но когда становилось особенно невыносимо, вновь не могла сдержаться от выброса негатива.